Часть 3. Доселева Макар огороды копал, а нынече Макар в воеводы попал.

Та-ра-ра-ли, та-ра-ра! Вышли кони со двора; Вот крестьяне их поймали Да покрепче привязали. Сидит ворон на дубу, Он играет во трубу; Как во трубушку играет, Православных потешает: «Эй! Послушай, люд честной! Жили-были муж с женой; Муж-то примется за шутки, А жена за прибаутки, И пойдет у них тут пир, Что на весь крещёный мир!» Это присказка ведется, Сказка послее начнется. Как у наших у ворот Муха песенку поет: «Что дадите мне за вестку? Бьет свекровь свою невестку: Посадила на шесток, Привязала за шнурок, Ручки к ножкам притянула, Ножку правую разула: «Не ходи ты по зарям! Не кажися молодцам!» Это присказка велася, Вот и сказка началася. Ну-с, так едет наш Иван За кольцом на окиян. Горбунок летит как ветер. И в почин на первый вечер Верст сто тысяч отмахал И нигде не отдыхал. Подъезжая к окияну, Говорит коне Ивану: «Ну, Иванушка, смотри, Вот минутки через три Мы приедем на поляну - Прямо к морю-окияну; Поперек его лежит Чудо-юдо Рыба-кит; Десять лет уж он страдает, А доселева не знает, Чем прощенье получить: Он начнет тебя просить, Чтоб ты в Солнцевом селенье Попросил ему прощенье; Ты исполнить обещай, Да, смотри, не забывай!» Вот въезжает на поляну Прямо к морю-окияну; Поперек его лежит Чудо-юдо Рыба-кит. Все бока его изрыты. Частоколы в ребра вбиты, На хвосте сыр-бор шумит, На спине село стоит; Мужички на губе пашут, Между глаз мальчишки пляшут, А в дуброве, меж усов, Ищут девушки грибов. Вот конек бежит по киту, По костям стучит копытом. Чудо-юдо Рыба-кит Так проезжим говорит, Рот широкий отворяя, Тяжко, горько воздыхая: «Путь-дорога, господа! Вы откуда и куда?» - «Мы послы от Царь-девицы, Едем оба из столицы, - Говорит ему конек, - К Солнцу прямо на восток, Во хоромы золотые». - «Так нельзя ль, отцы родные, Вам у Солнышка спросить: Долго ль мне в опале быть, И за кои прегрешенья Я терплю беды-мученья?» - «Ладно, ладно, Рыба-кит!» - Наш Иван ему кричит. «Будь отец мне милосердный! Вишь, как мучуся я, бедный! Десять лет уж тут лежу... Я и сам те услужу!..» - Кит Ивана умоляет, Сам же горько воздыхает. «Ладно. Ладно, Рыба-кит!» - Наш Иван ему кричит. Тут конек под ним забился, Прыг на берег и пустился: Только видно, как песок, Вьется вихорем у ног. Едут близко ли, далёко, Едут низко ли, высоко И увидели ль кого - Я не знаю ничего. Скоро сказка говорится, Дело мешкотно творится. Только, братца, я узнал, Что конек туда вбежал, Где (я слышал стороною) Небо сходится с землею, Где крестьянки лен прядут, Прялки на небо кладут. Тут Иван с землей простился И на небе очутился, И поехал, будто князь, Шапка набок, подбодрясь. «Эко диво! Эко диво! Наше царство хоть красиво, - Говорит коньку Иван Средь лазоревых полян, - А как с небом-то сравнится, Так под стельку не годится. Что земля-то!.. Ведь она И черна-то и грязна; Здесь земля-то голубая, - А уж светлая какая!.. Посмотри-ка, горбунок, Видишь, вон где, на восток, Словно светится зарница... Чай, небесная светлица... Что-то больно высока!» - Так спросил Иван конька. «Это терем Царь-девицы, Нашей будущей царицы, - Горбунок ему кричит, - По ночам здесь Солнце спит, А полуденной порою Месяц входит для покою». Подъезжают; у ворот Из столбов хрустальный свод: Все столбы те завитые Хитро в змейки золотые; На верхушках три звезды, Вокруг терема сады; На серебряных там ветках, В раззолоченных во клетках Птицы райские живут, Песни царские поют. А ведь терем с теремами Будто город с деревнями; А на тереме из звезд - Православный русский крест. Вот конек во двор въезжает; Наш Иван с него слезает, В терем к Месяцу идет И такую речь ведет: «Здравствуй, Месяц Месяцович! Я - Иванушка Петрович, Из далеких я сторон И привез тебе поклон». - «Сядь, Иванушка Петрович! - Молвил Месяц Месяцович. - И поведай мне вину В нашу светлую страну Твоего с земли прихода; Из какого ты народа, Как попал ты в этот край, - Все скажи мне, не утай». - «Я с земли пришел Землянской, Из страны христианской, - Говорит, садясь, Иван, - Переехал окиян С порученьем от царицы - В светлый терем поклониться И сказать вот так, постой! «Ты скажи моей родной: Дочь ее узнать желает, Для чего она скрывает По три ночи, по три дня Лик какой-то от меня; И зачем мой братец красный Завернулся в мрак ненастный И в туманной вышине Не пошлет луча ко мне?» Так, кажися? Мастерица Говорить красно царица; Не припомнишь все сполна, Что сказала мне она». - «А какая то царица?» «Это, знаешь, Царь-девица». - «Царь-девица?.. Так она, Что ль, тобой увезена?» - Вскрикнул Месяц Месяцович. А Иванушка Петрович Говорит: «Известно, мной! Вишь, я царский стремянной; Ну, так царь меня отправил, Чтобы я ее доставил В три недели во дворец; А не то меня отец Посадить грозился на кол». Месяц с радости заплакал, Ну Ивана обнимать, Целовать и миловать. «Ах, Иванушка Петрович! - Молвил Месяц Месяцович. - Ты принес такую весть, Что не знаю, чем и счесть! А уж как мы горевали, Что царевну потеряли!.. Оттого-то, видишь, я По три ночи, по три дня В темном облаке ходила, Все грустила да грустила, Трое суток не спала, Крошки хлеба не брала, Оттого-то сын мой красный Завернулся в мрак ненастный, Луч свой жаркий погасил, Миру божью не светил: Все грустил, вишь, по сестрице, Той ли красной Царь-девице. Что, здорова ли она? Не грустна ли, не больна?» - «Всем бы, кажется, красотка, Да у ней, кажись, сухотка: Ну, как спичка, слышь, тонка, Чай в обхват-то три вершка; Вот как замуж-то поспеет, Так небось и потолстеет: Царь, слышь, женится на ней». Месяц вскрикнул: «Ах, злодей! Вздумал в семьдесят жениться На молоденькой девице! Да стою я крепко в том - Просидит он женихом! Вишь, что старый хрен затеял: Хочет жать там, где не сеял! Полно, лаком больно стал!» Тут Иван опять сказал: «Есть еще к тебе прошенье, То о китовом прощенье... Есть, вишь, море; чудо-кит Поперек его лежит: Все бока его изрыты, Частоколы в ребра вбиты... Он, бедняк, меня прошал, Чтобы я тебя спрошал: Скоро ль кончится мученье? Чем сыскать ему прощенье? И на что он тут лежит?» Месяц ясный говорит: «Он за то несет мученье, Что без божия веленья Проглотил среди морей Три десятка кораблей. Если даст он им свободу, Снимет бог с него невзгоду. Вмиг все раны заживит, Долгим веком наградит». Тут Иванушка поднялся, С светлым Месяцем прощался, Крепко шею обнимал, Трижды в щеки целовал «Ну, Иванушка Петрович! - Молвил Месяц Месяцович. - Благодарствую тебя За сынка и за себя. Отнеси благословенье Нашей дочке в утешенье И скажи моей родной: «Мать твоя всегда с тобой; Полно плакать и крушиться: Скоро грусть твоя решится, - И не старый, с бородой, А красавец молодой Поведет тебя к налою.» Ну, прощай же! Бог с тобою!» Поклонившись, как умел, На конька Иван тут сел, Свистнул, будто витязь знатный, И пустился в путь обратный. На другой день наш Иван Вновь пришел на окиян. Вот конек бежит по киту, По костям стучит копытом. Чудо-юдо Рыба-кит Так, вздохнувши, говорит: «Что, отцы, мое прошенье? Получу ль когда прощенье?» - «Погоди ты, Рыба-кит!» - Тут конек ему кричит. Вот в село он прибегает, Мужичков к себе сзывает, Черной гривкою трясет И такую речь ведет: «Эй, послушайте, миряне, Православны христиане! Коль не хочет кто из вас К водяному сесть в приказ, Убирайся вмиг отсюда. Здесь тотчас случится чудо: Море сильно закипит, Повернется Рыба-кит...» Тут крестьяне и миряне, Православны христиане, Закричали: «Быть бедам!» И пустились по домам. Все телеги собирали; В них, не мешкая, поклали Все, что было живота, И оставили кита. Утро с полднем повстречалось, А в селе уж не осталось Ни одной души живой, Словно шел Мамай войной! Тут конек на хвост вбегает, К перьям близко прилегает И что мочи есть кричит: «Чудо-юдо Рыба-кит! Оттого твои мученья, Что без божия веленья Проглотил ты средь морей Три десятка кораблей. Если дашь ты им свободу, Снимет бог с тебя невзгоду, Вмиг все раны заживит, Веком долгим наградит». И окончив речь такую, Закусил узду стальную, Понатужился - и вмиг На далекий берег прыг. Чудо-кит зашевелился, Словно холм поворотился, Начал море волновать И из челюстей бросать Корабли за кораблями С парусами и гребцами. Тут поднялся шум такой, Что проснулся царь морской: В пушки медные палили, В трубы кованы трубили; Белый парус поднялся, Флаг на мачте развился; Поп с причетом всем служебным Пел на палубе молебны; А гребцов веселый ряд Грянул песню наподхват: «Как по моречку, по морю, По широкому раздолью, Что по самый край земли, Выбегают корабли...» Волны моря заклубились, Корабли из глаз сокрылись. Чудо-юдо Рыба-кит Громким голосом кричит, Рот широкий отворяя, Плесом волны разбивая: «Чем вам, други, услужить? Чем за службу наградить? Надо ль раковин цветистых? Надо ль рыбок золотистых? Надо ль крупных жемчугов? Все достать для вас готов!» - «Нет, кит-рыба, нам в награду Ничего того не надо, - Говорит ему Иван, - Лучше перстень нам достань, - Перстень, знаешь. Царь-девицы, Нашей будущей царицы». - «Ладно, ладно! Для дружка И сережку из ушка! Отыщу я до зарницы Перстень красной Царь-девицы», - Кит Ивану отвечал И, как ключ, на дно упал. Вот он плесом ударяет, Громким голосом сзывает Осетриный весь народ И такую речь ведет: «Вы достаньте до зарницы Перстень красной Царь-девицы, Скрытый в ящичке на дне. Кто его доставит мне, Награжу того я чином: Будет думным дворянином. Если ж умный мой приказ Не исполните... я вас!..» Осетры тут поклонились И в порядке удалились. Через несколько часов Двое белых осетров К киту медленно подплыли И смиренно говорили: «Царь великий! Не гневись! Мы всё море уж, кажись, Исходили и изрыли, Но и знаку не открыли. Только Ерш один из нас Совершил бы твой приказ: Он по всем морям гуляет, Так уж, верно, перстень знает; Но его, как бы назло, Уж куда-то унесло». «Отыскать его в минуту И послать в мою каюту!» - Кит сердито закричал И усами закачал. Осетры тут поклонились, В земский суд бежать пустились И велели в тот же час От кита писать указ, Чтоб гонцов скорей послали И Ерша того поймали. Лещ, услыша сей приказ, Именной писал указ; Сом (советником он звался) Под указом подписался; Черный рак указ сложил И печати приложил. Двух дельфинов тут призвали И, отдав указ, сказали, Чтоб, от имени царя, Обежали все моря И того Ерша-гуляку, Крикуна и забияку, Где бы ни было, нашли, К государю привели. Тут дельфины поклонились И Ерша искать пустились. Ищут час они в морях, Ищут час они в реках, Все озера исходили, Все проливы переплыли, Не могли Ерша сыскать И вернулися назад, Чуть не плача от печали... Вдруг дельфины услыхали, Где-то в маленьком пруде Крик неслыханный в воде. В пруд дельфины завернули И на дно его нырнули, - Глядь: в пруде, под камышом, Ерш дерется с Карасем. «Смирно! Черти б вас побрали! Вишь, содом какой подняли, Словно важные бойцы!» - Закричали им гонцы. «Ну, а вам какое дело? - Ерш кричит дельфинам смело. - Я шутить ведь не люблю, Разом всех переколю!» - «Ох ты, вечная гуляка, И крикун, и забияка! Всё бы, дрянь, тебе гулять, Всё бы драться да кричать. Дома - нет ведь, не сидится!.. Ну, да что с тобой рядиться, - Вот тебе царев указ, Чтоб ты плыл к нему тотчас». Тут проказника дельфины Подхватили под щетины И отправились назад. Ерш ну рваться и кричать: «Будьте милостивы, братцы! Дайте чуточку подраться. Распроклятый тот Карась Поносил меня вчерась При честном при всем собранье Неподобной разной бранью...» Долго Ерш еще кричал, Наконец и замолчал; А проказника дельфины Всё тащили за щетины, Ничего не говоря, И явились пред царя. «Что ты долго не являлся? Где ты, вражий сын, шатался?» - Кит со гневом закричал. На колени Ерш упал, И, признавшись в преступленье, Он молился о прощенье. «Ну, уж бог тебя простит! - Кит державный говорит. - Но за то твое прощенье Ты исполни повеленье». «Рад стараться, Чудо-кит!» - На коленях Ерш пищит. «Ты по всем морям гуляешь, Так уж, верно, перстень знаешь Царь-девицы?» - «Как не знать! Можем разом отыскать». - «Так ступай же поскорее Да сыщи его живее!» Тут, отдав царю поклон, Ерш пошел, согнувшись, вон. С царской дворней побранился, За плотвой поволочился И салакушкам шести Нос разбил он на пути. Совершив такое дело В омут кинулся он смело И в подводной глубине Вырыл ящичек на дне - Пуд по крайней мере во сто. «О, здесь дело-то не просто!» И давай из всех морей Ерш скликать к себе сельдей. Сельди духом собралися, Сундучок тащить взялися, Только слышно и всего - «У-у-у!» да «О-о-о!». Но сколь сильно ни кричали, Животы лишь надорвали, А проклятый сундучок Не дался и на вершок. «Настоящие селедки! Вам кнута бы вместо водки!» - Крикнул Ерш со всех сердцов И нырнул по осетров. Осетры тут приплывают И без крика подымают Крепко ввязнувший в песок С перстнем красный сундучок. «Ну, ребятушки, смотрите, Вы к царю теперь плывите, Я ж пойду теперь ко дну Да немножко отдохну: Что-то сон одолевает, Так глаза вот и смыкает...» Осетры к царю плывут, Ерш-гуляка прямо в пруд (Из которого дельфины Утащили за щетины). Чай, додраться с Карасем, - Я не ведаю о том. Но теперь мы с ним простимся И к Ивану возвратимся. Тихо море-окиян. На песке сидит Иван, Ждет кита из синя моря И мурлыкает от горя; Повалившись на песок, Дремлет верный горбунок, Время к вечеру клонилось; Вот уж солнышко спустилось; Тихим пламенем горя, Развернулася заря. А кита не тут-то было. «Чтоб те, вора, задавило! Вишь, какой морской шайтан! - Говорит себе Иван. - Обещался до зарницы Вынесть перстень Царь-девицы, А доселе не сыскал, Окаянный зубоскал! А уж солнышко-то село, И...» Тут море закипело: Появился чудо-кит И к Ивану говорит: «За твое благодеянье Я исполнил обещанье». С этим словом сундучок Брякнул плотно на песок, Только берег закачался. «Ну, теперь я расквитался. Если ж вновь принужусь я, Позови опять меня; Твоего благодеянья Не забыть мне... До свиданья!» Тут Кит-чудо замолчал И, всплеснув, на дно упал. Горбунок-конек проснулся, Встал на лапки, отряхнулся, На Иванушку взглянул И четырежды прыгнул. «Ай да Кит Китович! Славно! Долг свой выполнил исправно! Ну, спасибо, Рыба-кит! - Горбунок-конек кричит. - Что ж, хозяин, одевайся, В путь-дорожку отправляйся; Три денька ведь уж прошло: Завтра срочное число, Чай, старик уж умирает». Тут Ванюша отвечает: «Рад бы радостью поднять; Да ведь силы не занять! Сундучишко больно плотен, Чай, чертей в него пять сотен Кит проклятый насажал. Я уж трижды подымал: Тяжесть страшная такая!» Тут конек, не отвечая, Поднял ящичек ногой, Будто камышек какой, И взмахнул к себе на шею. «Ну, Иван, садись скорее! Помни, завтра минет срок, А обратный путь далек». Стал четвертый день зориться, Наш Иван уже в столице. Царь с крыльца к нему бежит, - «Что кольцо мое?» - кричит. Тут Иван с конька слезает И преважно отвечает: «Вот тебе и сундучок! Да вели-ка скликать полк: Сундучишко мал хоть на вид, Да и дьявола задавит». Царь тотчас стрельцов позвал И не медля приказал Сундучок отнесть в светлицу. Сам пошел по Царь-девицу. «Перстень твой, душа, найден, - Сладкогласно молвил он, - И теперь, примолвить снова, Нет препятства никакого Завтра утром, светик мой, Обвенчаться мне с тобой. Но не хочешь ли, дружочек, Свой увидеть перстенечек? Он в дворце моем лежит». Царь-девица говорит: «Знаю, знаю! Но, признаться, Нам нельзя еще венчаться». - «Отчего же, светик мой? Я люблю тебя душой, Мне, прости ты мою смелость, Страх жениться захотелось. Если ж ты... то я умру Завтра ж с горя поутру. Сжалься, матушка царица!» Говорит ему девица: «Но взгляни-ка, ты ведь сед; Мне пятнадцать только лет: Как же можно нам венчаться? Все цари начнут смеяться, Дед-то, скажут, внуку взял!» Царь со гневом закричал: «Пусть-ка только засмеются - У меня как раз свернутся: Все их царства полоню! Весь их род искореню!» - «Пусть не станут и смеяться, Всё не можно нам венчаться. - Не растут зимой цветы: Я красавица, а ты?.. Чем ты можешь похвалиться?» - Говорит ему девица. «Я хоть стар, да я удал! - Царь царице отвечал. - Как немножко приберуся, Хоть кому так покажуся Разудалым молодцом. Ну, да что нам нужды в том? Лишь бы только нам жениться». Говорит ему девица: «А такая в том нужда, Что не выйду никогда За дурного, за седого, За беззубого такого!» Царь в затылке почесал И, нахмуряся, сказал: «Что ж мне делать-то, царица? Страх как хочется жениться; Ты же, ровно на беду: Не пойду да не пойду!» - «Не пойду я за седого, - Царь-девица молвит снова. - Стань, как прежде, молодец, - Я тотчас же под венец». - «Вспомни, матушка царица, Ведь нельзя переродиться; Чудо бог один творит». Царь-девица говорит: «Коль себя не пожалеешь, Ты опять помолодеешь. Слушай: завтра на заре На широком на дворе Должен челядь ты заставить Три котла больших поставить И костры под них сложить. Первый надобно налить До краев водой студеной, А второй - водой вареной, А последний - молоком, Вскипятя его ключом. Вот, коль хочешь ты жениться И красавцем учиниться - Ты, без платья, налегке, Искупайся в молоке; Тут побудь в воде вареной, А потом еще в студеной. И скажу тебе, отец, Будешь знатный молодец!» Царь не вымолвил ни слова, Кликнул тотчас стремяннова. «Что, опять на окиян? - Говорит царю Иван. - Нет, уж дудки, ваша милость! Уж и то во мне все сбилось. Не поеду ни за что!» - «Нет, Иванушка, не то, Завтра я хочу заставить На дворе котлы поставить И костры под них сложить. Первый думаю налить До краев водой студеной, А второй - водой вареной, А последний - молоком, Вскипятя его ключом. Ты же должен постараться, Пробы ради, искупаться В этих трех больших котлах, В молоке и двух водах». - «Вишь, откуда подъезжает! - Речь Иван тут начинает. - Шпарят только поросят, Да индюшек, да цыплят; Я ведь, глянь, не поросенок, Не индюшка, не цыпленок, Вот в холодной, так оно Искупаться бы можно, А подваривать как станешь, Так меня и не заманишь. Полно, царь, хитрить-мудрить Да Ивана проводить!» Царь, затрясши бородою: «Что? Рядиться мне с тобою? - Закричал он. - Но смотри! Если ты в рассвет зари Не исполнишь повеленье, - Я отдам тебя в мученье, Прикажу тебя пытать, По кусочкам разрывать. Вон отсюда, болесть злая!» Тут Иванушка, рыдая, Поплелся на сеновал, Где конек его лежал. «Что, Иванушка, невесел? Что головушку повесил? - Говорит ему конек. - Чай, наш старый женишок Снова выкинул затею?» Пал Иван к коньку на шею, Обнимал и целовал. «Ох, беда, конек! - сказал. - Царь вконец меня сбывает; Сам подумай, заставляет Искупаться мне в котлах, В молоке и двух водах: Как в одной воде студеной, А в другой воде вареной, Молоко, слышь, кипяток». Говорит ему конек: «Вот уж служба, так уж служба! Тут нужна моя вся дружба. Как же к слову не сказать: Лучше б нам пера не брать; От него-то, от злодея, Столько бед тебе на шею... Ну, не плачь же, бог с тобой! Сладим как-нибудь с бедой. И скорее сам я сгину, Чем тебя, Иван, покину. Слушай, завтра на заре В те поры, как на дворе Ты разденешься, как должно, Ты скажи царю: «Не можно ль, Ваша милость, приказать Горбунка ко мне послать, Чтоб впоследни с ним проститься». Царь на это согласится. Вот как я хвостом махну, В те котлы мордой макну, На тебя два раза прысну, Громким посвистом присвистну, Ты, смотри же, не зевай: В молоко сперва ныряй, Тут в котел с водой вареной, А оттудова в студеной. А теперича молись Да спокойно спать ложись». На другой день, утром рано, Разбудил конек Ивана: «Эй, хозяин, полно спать! Время службу исполнять». Тут Ванюша почесался, Потянулся и поднялся, Помолился на забор И пошел к царю во двор. Там котлы уже кипели; Подле них рядком сидели Кучера и повара И служители двора; Дров усердно прибавляли, Об Иване толковали Втихомолку меж собой И смеялися порой. Вот и двери растворились, Царь с царицей появились И готовимся с крыльца Посмотреть на удальца. «Ну, Ванюша, раздевайся И в котлах, брат, покупайся!» - Царь Ивану закричал. Тут Иван одежду снял, Ничего не отвечая. А царица молодая, Чтоб не видеть наготу, Завернулася в фату. Вот Иван к котлам поднялся, Глянул в них - и зачесался. «Что же ты, Ванюша, стал? - Царь опять ему вскричал. - Исполняй-ка, брат, что должно!» Говорит Иван: «Не можно ль, Ваша милость, приказать Горбунка ко мне послать? Я впоследни б с ним простился». Царь, подумав, согласился И изволил приказать Горбунка к нему послать. Тут слуга конька приводит И к сторонке сам отходит. Вот конек хвостом махнул, В те котлы мордой макнул, На Ивана дважды прыснул, Громким посвистом присвистнул, На конька Иван взглянул И в котел тотчас нырнул, Тут в другой, там в третий тоже, И такой он стал пригожий, Что ни в сказке не сказать, Ни пером не написать! Вот он в платье нарядился, Царь-девице поклонился, Осмотрелся, подбодрясь, С важным видом, будто князь. «Эко диво! - все кричали. - Мы и слыхом не слыхали, Чтобы льзя похорошеть!» Царь велел себя раздеть, Два раза перекрестился, - Бух в котел - и там сварился! Царь-девица тут встает, Знак к молчанью подает, Покрывало поднимает И к прислужникам вещает: «Царь велел вам долго жить! Я хочу царицей быть. Люба ль я вам? Отвечайте! Если люба, то признайте Володетелем всего - И супруга моего!» Тут царица замолчала, На Ивана показала. «Люба, люба! - все кричат. - За тебя хоть в самый ад! Твоего ради талана Признаем царя Ивана!» Царь царицу тут берет, В церковь божию ведет, И с невестой молодою Он обходит вкруг налою. Пушки с крепости палят; В трубы кованы трубят; Все подвалы отворяют Бочки с фряжским выставляют, И, напившися, народ Что есть мочушки дерет: «Здравствуй, царь наш со царицей! С распрекрасной Царь-девицей!» Во дворце же пир горой: Вина льются там рекой; За дубовыми столами Пьют бояре со князьями, Сердцу любо! Я там был, Мед, вино и пиво пил; По усам хоть и бежало, В рот ни капли не попало.