Часть 12
- Зарубежное Финляндия
- Сказки
- Проза
Хомса Тофт читал медленно и отчетливо: "Словами невозможно описать смятение, возникшее в то время, когда поступление электрических зарядов прекратилось. Мы имеем основание предполагать, что нумулит это одиночное явление, которое, тем не менее, мы по-прежнему относим к группе Протозоя, замедлил значительно свое развитие и прошел период съеживания. Свойство фосфоресцировать у него утратилось, и несчастное существо вынуждено было прятаться в трещинах и глубоких расселинах, служивших ему временным убежищем для защиты от окружающего мира".
- Так и есть, - прошептал Тофт, - теперь кто угодно может обидеть его, ведь в нем нет электричества. Теперь он все съеживается, съеживается и не знает, куда ему деваться...
Хомса Тофт свернулся калачиком и начал рассказывать. Он позволил этому зверьку прийти в одну долину, где жил хомса, умевший делать электрические бури. В долине светились белые и фиолетовые молнии. Сначала они блистали вдали, потом подходили все ближе и ближе.
Ни одна рыба не попалась в сачок Онкельскрута. Он заснул на мосту, надвинув шляпу на глаза. Рядом на каминном коврике лежала Мюмла и смотрела на коричневые струи воды. Возле почтового ящика сидел хемуль, он что-то писал крупными буквами на фанерной доске.
- "Муми-дален - Долина муми-троллей", - прочитала Мюмла. - Для кого это ты пишешь? - спросила она. - Тот, кто придет сюда, будет знать, куда он пришел?
- Это совсем не для кого-то, - объяснил хемуль, - это для нас.
- А зачем? - удивилась она.
- Я и сам не знаю, - пожал плечами хемуль и, подумав, сказал:
- Может, для того, чтобы знать наверняка. Ведь это особенное название, ты понимаешь, что я имею в виду?
- Нет, - призналась Мюмла.
Хемуль дописал последнюю букву, вынул из кармана большой гвоздь и начал прибивать доску к перилам моста. Проснулся Онкельскрут и пробормотал:
- Спасите предка...
А из палатки выскочил Снусмумрик и закричал:
- Что ты делаешь? Сейчас же прекрати!
Шляпа у него, как всегда, была надвинута на глаза.
Никто раньше не видел, чтобы Снусмумрик вышел из себя, и теперь все ужасно сконфузились и потупили глаза.
- Нечего расстраиваться! - продолжал Снусмумрик с упреком. - Неужто ты не знаешь?..
Каждый хемуль должен знать, что любой снусмумрик ненавидит объявления, которые что-либо воспрещают, это единственное, что может разозлить его, обидеть, вывести из себя. Вот Снусмумрик и вышел из себя. Он кричал и вел себя ужасно глупо.
Хемуль вытащил гвоздь и бросил фанеру в воду. Буквы быстро потемнели, расплылись, и различить их было уже нельзя, объявление подхватил поток и понес его дальше, к морю.
- Видишь, - сказал хемуль, и в голосе у него не было прежнего уважения, - доска уплыла. Может, это в самом деле не так важно, как мне казалось.
Снусмумрик ничего не ответил, он стоял неподвижно. Вдруг он подбежал к почтовому ящику, поднял крышку и заглянул внутрь. Потом побежал дальше к большому клену и сунул лапу в дупло.
Онкельскрут вскочил на ноги и закричал: - Ты ждешь письма?
Не говоря ни слова, Снусмумрик подбежал к дровяному сараю, опрокинул чурбан для колки дров, распахнул дверь, и все увидели, что он шарит лапой по полочке у окна над верстаком.
- Никак ты ищешь свои очки? - с любопытством спросил Онкельскрут.
- Я хочу, чтобы мне не мешали, - ответил он, вышел из сарая и пошел дальше.
- В самом деле! - воскликнул Онкельскрут и заспешил за Снусмумриком. - Ты совершенно прав. Прежде я целыми днями искал вещи, слова и названия и не мог терпеть, когда мне пытались помочь. - Он уцепился за плащ Снусмумрика и продолжал: - Знаешь, что они говорили мне целыми днями? "Где ты видел это в последний раз?" "Постарайся вспомнить" "Когда это случилось?" "Где это случилось?" Ха-ха! Но теперь с этим покончено. Я забываю и теряю все, что хочу. Скажу тебе...
- Онкельскрут, - сказал Снусмумрик, - по осени рыба ходит у берега, а не на середине реки.
- Ручья, а не реки, - радостно поправил его Онкельскрут. - Это первое разумное слово из всех, что мне довелось услыхать сегодня.
Он тут же побежал к реке, а Снусмумрик продолжал искать. Он искал письмо Муми-тролля, прощальное письмо. Муми-тролль должен был бы его оставить, ведь он никогда не забывает сказать до свидания. Но все тайники были пусты.
Лишь один Муми-тролль знает, как нужно писать письмо Снусмумрику. По-деловому и коротко. Никаких там обещаний, тоски и прочих печальных вещей. А в конце что-нибудь веселое, чтобы можно было посмеяться.
Снусмумрик вошел в дом и поднялся на второй этаж, отвинтил круглый деревянный шарик на лестничных перилах - там тоже ничего не было.
- Пусто! - сказала Филифьонка за его спиной. - Если ты ищешь их драгоценности, то они не здесь. Они в платяном шкафу, а шкаф заперт.
Она сидела на пороге своей комнаты, закутав лапы в одеяло и уткнув мордочку в горжетку.
- Они никогда ничего не запирают.
- Какой холод! - воскликнула Филифьонка. - За что вы меня не любите? Почему не можете придумать для меня какое- нибудь занятие?
- Ты можешь спуститься в кухню, - пробормотал Снусмумрик, - там теплее.
Филифьонка не отвечала. Откуда-то издалека донесся слабый раскат грома.
- Они ничего не запирают, - повторил Снусмумрик.
Снусмумрик подошел к платяному шкафу и отворил дверцу. Шкаф был пуст. Он, не оглядываясь, спустился вниз по лестнице.
Филифьонка медленно поднялась. Она видела, что в шкафу пусто. Но из пыльной темноты шкафа шел отвратительный и странный запах - удушающий и сладковатый запах гнили.
В шкафу не было ничего, кроме съеденной молью шерстяной прихватки для кофейника и мягкого коврика серой пыли. А что это за следы на слое пыли? Крошечные, еле заметные... Что-то жило в шкафу... Нечто вроде того, что ползает на месте сдвинутого с места камня, что шевелится под сгнившими растениями. Теперь они уползли из этого шкафа - они ползли, шелестя лапками, тихонько позванивая панцирями, шевеля щупальцами, извиваясь на белых мягких животиках...
Она закричала:
- Хомса! Иди сюда!
Хомса вышел из чулана. Растерянный, помятый, он недоуменно смотрел на Филифьонку, словно не узнавал ее. Хомса раздул ноздри - здесь очень сильно пахло электричеством, запах был свежий и резкий.
- Они выползли! - воскликнула Филифьонка. - Они жили здесь и выползли!
Дверца шкафа скрипнула, и Филифьонка увидела, как в нем что-то опасно блеснуло. Она вскрикнула. Но это было всего лишь зеркало на внутренней стороне дверцы. В шкафу же было по-прежнему пусто.
Хомса Тофт подошел ближе, прижав лапы ко рту. Глаза у него стали круглые и черные как уголь. Запах электричества становился все сильнее и сильнее.
- Я выпустил его, - прошептал он, - он был здесь, но я выпустил его.
- Кого ты выпустил? - со страхом спросила Филифьонка.
Хомса покачал головой.
- Я не знаю, - сказал он.
- Но ведь ты, наверно, их видел. Подумай хорошенько, - настаивала Филифьонка. - Как они выглядели?
Но хомса побежал в свой чулан и заперся. Сердце у него сильно стучало, а по спине бегали мурашки. Стало быть это правда. Зверек пришел сюда. Он здесь, в долине. Хомса открыл книгу на той самой странице и стал читать по складам быстро, как только мог: "Мы имеем основание предполагать, что его конституция приспособится к новым обстоятельствам и освоится в новой среде, после чего создадутся предпосылки для возможности его выживания. Далее существует вероятность, однако это лишь наше предположение, наша гипотеза, что через неопределенное время в результате развития этой особи, причем характер его развития абсолютно неясен, он вступит в фазу нормального роста".
Ничего не понимаю, - прошептал хомса, - одна болтовня. Если они не поторопятся, он пропадет.
Он лег на книгу, зарыв лапы в волосы, и в отчаянье принялся сбивчиво рассказывать дальше. Он знал, что зверек становится все меньше и меньше и что выжить ему очень трудно.
Гроза подходила все ближе, вспышки молнии сверкали здесь и там. Непрерывно слышался треск электричества, деревья дрожали, и зверек чувствовал: "Вот, вот, наконец-то!" Он все рос и рос. Вот опять засверкали молнии, белые и фиолетовые. Зверек стал еще больше. Он стал уже такой большой, что ему необязательно было принадлежать к какому-нибудь виду.
Тофту стало легче. Он лег на спину и смотрел на окно в потолке, за которым виднелись сплошные серые тучи. Он слышал дальние раскаты грома. похожие на ворчание, идущее глубоко из горла, когда тебя хорошенько разозлят.
Медленно и осторожно спускалась Филифьонка вниз по лестнице. Она думала, что все эти страшилища, скорее всего, держатся вместе, затаились сплошной густой массой в каком- нибудь сыром и темном углу. Или тихо-тихо сидят в какой-нибудь потаенной и гнилой осенней яме. А может быть, все не так! Может, они забрались под кровати, в сапоги или еще куда-то?!
"Какая несправедливость! - думала Филифьонка. - Никто из моих знакомых не попадает в подобные истории. Никто, кроме меня!" Перепуганная, она помчалась длинными прыжками к палатке, дернула закрытую дверцу и с отчаяньем прошептала:
- Открой, открой... Это я, Филифьонка!
Только в палатке она почувствовала себя увереннее. Она опустилась на спальный мешок, обхватила колени лапами и сказала:
- Теперь они вышли на свободу. Их выпустили из платяного шкафа, и сейчас они могут быть где угодно... Миллионы насекомых притаились и ждут...
- А кто-нибудь еще видел их? - осторожно спросил Снусмумрик.
- Конечно, нет! - раздраженно ответила Филифьонка. - Ведь это они меня поджидают!
Снусмумрик выколотил свою трубку и попытался найти подходящие слова. Удары грома послышались снова.
- Не вздумай говорить, что сейчас будет гроза, - угрюмо сказала Филифьонка. - Не говори, что насекомые давно уползли или что их вовсе не было или что они маленькие и безобидные, - мне это вовсе не поможет.
Снусмумрик взглянул ей прямо в глаза и заявил:
- Есть одно место, куда они никогда не заползут, это кухня. Туда они никогда не явятся.
- Ты в этом уверен? - строго спросила Филифьонка.
- Я это знаю, - заверил Снусмумрик.
Снова ударил гром, теперь уже совсем близко. Снусмумрик взглянул на Филифьонку и ухмыльнулся.
- Все-таки будет гроза, - сказал он.
И действительно, с моря пришла сильная гроза. Блистали белые и фиолетовые молнии, он никогда не видел так много красивых молний. Внезапно долина погрузилась во тьму. Филифьонка подобрала юбки, засеменила через сад к дому и захлопнула за собой кухонную дверь.
Снусмумрик поднял мордочку и принюхался, воздух был холодный, как железо. Пахло электричеством. Теперь молнии струились параллельными столбами света и у самой земли рассыпались на большие дрожащие пучки. Вся долина была пронизана их ослепительным светом! Снусмумрик топал лапами от радости и восхищения. Он ждал шквала ветра и дождя, но они не приходили. Лишь раскаты грома раздавались между горными вершинами, казалось, огромные тяжелые шары катались взад и вперед по небу, и пахло паленым. Вот раздался последний торжествующий аккорд, и все затихло. Наступила полная тишина, молнии больше не сверкали.
"Удивительная гроза, - подумал Снусмумрик, - интересно, куда ударила молния?" И в тот же миг раздался страшный рев, от которого у Снусмумрика по спине поползли мурашки. Кричали у излучины реки. Неужели молния ударила в Онкельскрута?
Когда Снусмумрик прибежал туда, Онкельскрут подпрыгивал на месте, держа обеими лапами окуня.
- Рыба! Рыба! - орал он. - Я поймал рыбу! Как ты думаешь, что лучше: сварить его или зажарить? А есть здесь коптильня? Может ли кто-нибудь приготовить эту рыбу как следует?
- Филифьонка! - сказал Снусмумрик и засмеялся. - Одна только Филифьонка может приготовить твою рыбу.
На стук филифьонка высунула свою дрожащую мордочку и пошевелила усиками. Она впустила Снусмумрика, задвинула засов и прошептала: "Мне кажется, я справилась".
Снусмумрик кивнул, он понял, что она имеет в виду не грозу.
- Онкельскрут впервые поймал рыбу, - сказал он. - Правда ли, что только хемули умеют ее готовить?
- Конечно, нет! - воскликнула Филифьонка. - Только филифьонки умеют готовить рыбные блюда, и хемулю это известно.
- Но навряд ли ты сумеешь сделать так, чтобы ее хватило на всех, - с грустью возразил Снусмумрик.
- Вот как? Ты так думаешь? - возмутилась Филифьонка и бесцеремонно выхватила у него из лап окуня. - Хотела бы я видеть ту рыбку, которую не смогла бы разделить на шесть персон! - Она распахнула кухонную дверь и сказала серьезным тоном: - А теперь уходи, я не люблю, когда мне мешают во время готовки.
- Ага! - воскликнул Онкельскрут, подглядывавший в дверную щель. - Стало быть, она может готовить! - и вошел в кухню.
Филифьонка опустила рыбу на пол.
- Но ведь сегодня день отца! - пробормотал Снусмумрик.
- Ты уверен в этом? - спросила Филифьонка с сомнением в голосе. Она строго посмотрела на Онкельскрута и спросила: - А у тебя есть дети?
- Нет ни одного ребенка! Я не люблю родственников. У меня есть только правнуки, но их я забыл.
Филифьонка вздохнула.
- Почему никто из вас не может вести себя нормально? С ума сойти можно в этом доме. Уходите оба отсюда и не мешайте мне готовить ужин.
Оставшись одна, она задвинула засов и очистила окуня, забыв обо всем на свете, кроме рецепта, как вкуснее приготовить рыбу.
Эта короткая, но страшная гроза сильно наэлектризовала Мюмлу. От волос ее сыпались искры, и каждая маленькая пушинка на ее лапках встала дыбом и дрожала.
"Теперь я заряжена дикостью, - думала она, - и не стану ничего делать. До чего же приятно делать то, что хочешь". Она свернулась на одеяле из гагачьего пуха - как маленькая шаровая молния, как огненный клубок.
Хомса Тофт стоял на чердаке и смотрел в окно; гордый, восхищенный и немного испуганный, он смотрел, как в Долине муми-троллей сверкают молнии.
"Это моя гроза, - думал Тофт, - я ее сделал. Я наконец научился рассказывать так, что мой рассказ можно увидеть. Я рассказываю о последнем нумулите, маленьком радиолярии, родственнике семейства Протозоя... Я умею метать гром и молнии, я - хомса, о котором никто ничего не знает".
Он уже достаточно наказал Муми-маму этой грозой и решил вести себя тихо и никому, кроме себя, не рассказывать про нумулита. Ему нет дела до электричества других - у него была своя гроза. Хомсе хотелось, чтобы вся долина была совсем пустой, - тогда у него было бы больше места для мечтаний. Чтобы придать очертания большой мечте, нужны пространство и тишина.
Летучая мышь все еще спала на потолке, ей не было дела до грозы.
- Хомса, иди сюда, помоги-ка мне! - донесся из сада возглас хемуля.
Хомса вышел из чулана. Притихший, с начесанными на глаза волосами, он спустился вниз, и никто не знал, что он держит в своих лапках грОзы, бушующие в лесах, тяжелых от дождя.
- Вот это гроза так гроза! Тебе было страшно? - спросил хемуль.
- Нет, - ответил хомса.
Ровно в два часа рыба Филифьонки была готова. Она запрятала ее в большой дымящийся коричневый пудинг. Вся кухня уютно и умиротворенно благоухала едой и стала самым приятным и безопасным местом в мире. Ни насекомые, ни гроза сюда попасть не могли, здесь царила Филифьонка. Страх и головокружение отступили назад, ушли, запрятались в самый дальний уголок ее сердца.
"Какое счастье, - думала Филифьонка, - я больше не смогу заниматься уборкой, но я могу готовить еду. У меня появилась надежда!" Она открыла дверь, вышла на веранду и взяла блестящий латунный гонг Муми-мамы. Она держала его в лапе и смотрела, как в нем отражалась ее ликующая мордочка, потом взяла колотушку с круглой деревянной головкой, обитой замшей, и ударила: "Динь-дон, динь-дон, динь-дон! - разнеслось по всей долине. - Обед готов! Идите к столу!" И все прибежали с криком:
- Что такое? Что случилось?
А Филифьонка спокойно ответила:
- Садитесь за стол.
Кухонный стол был накрыт на шесть персон, и Онкельскруту было отведено самое почетное место. Филифьонка знала: он все время стоял у окна и беспокоился, что сделают с его рыбой. А сейчас Онкельскрута впустили в кухню.
- Обед - это хорошо! - сказала Мюмла. - А то сухарики с корицей никак не идут к огурцам.
- С этого дня, - заявила Филифьонка, - кладовая закрыта. В кухне распоряжаюсь я. Садитесь и кушайте, пока пудинг не остыл.
- А где моя рыба? - спросил Онкельскрут.
- В пудинге, - ответила Филифьонка.
- Но я хочу ее видеть! - жалобно сказал он. - Я хотел, чтобы она была целая, я съел бы ее один!
- Фу, как тебе не стыдно! - возмутилась Филифьонка. - Правда, сегодня день отца, но это не значит, что можно быть таким эгоистом.
Она подумала, что иногда нелегко угождать старикам и следовать всем добрым традициям.
- Я не стану праздновать день отца, - заявил Онкельскрут. - День отца, день матери, день добрых хомс! Я не люблю родственников. Почему нам не отпраздновать день больших рыб?
- Но ведь пудинг очень вкусный, - сказал хемуль с упреком. - И разве мы не сидим здесь как одна большая счастливая семья? Я всегда говорил, что только Филифьонка умеет так вкусно готовить рыбные блюда.
- Ха-ха-ха! - засмеялась польщенная Филифьонка. - Ха-ха -ха! - И взглянула на Снусмумрика.
Ели молча. Филифьонка суетилась между плитой и столом: подкладывала еду на тарелки, наливала сок, добродушно ворчала, когда кто-нибудь проливал сок себе на колени.
- Почему бы нам не прокричать "ура!" в честь дня отца? - вдруг спросил хемуль.
- Ни за что, - отрезал Онкельскрут.
- Как хотите, - сказал хемуль, - я только хотел сделать всем приятное. А вы забыли, что Муми-папа тоже отец? - Он серьезно поглядел на каждого из сидевших за столом и добавил: - У меня есть идея: пусть каждый сделает приятный сюрприз к его возвращению.
Все промолчали.
- Снусмумрик может починить мостки у купальни, - продолжал хемуль. - Мюмла может выстирать одежду, а Филифьонка сделает генеральную уборку...
Филифьонка даже уронила тарелку на пол.
- Ни за что! - закричала она. - Я больше никогда не буду делать уборку!
- Почему? - удивилась Мюмла. - Ведь ты любишь наводить чистоту.
- Не помню почему, - ответила Филифьонка.
- Совершенно верно, - заметил Онкельскрут, - нужно забывать обо всем, что тебе неприятно. Ну я пойду, порыбачу, и если поймаю еще одну рыбу, съем ее один. - И пошел, не сняв с шеи салфетку.
- Спасибо за обед, - поблагодарил хомса и шаркнул лапкой.
А Снусмумрик вежливо добавил:
- Пудинг был очень вкусный.
- Я рада, что тебе понравился, - сказала Филифьонка рассеяно. Она думала о другом.
Снусмумрик зажег свою трубку и медленно направился вниз к морю. В первый раз он почувствовал себя одиноким. Подойдя к купальне, он распахнул узкую рассохшуюся дверь. Пахнуло плесенью, водорослями и летним теплом. Запах наводил тоску.
"Ах домА! - подумал Снусмумрик. Он сел на крутую лесенку, ведущую к воде. Перед ним лежало море, спокойное, серое, без единого островка. - Может, не так уж трудно найти Муми-тролля и вернуть домой. Острова есть на карте. Но зачем? - думал Снусмумрик. - Пусть себе прячутся. Может, они хотят, чтобы их оставили в покое".
Снусмумрик больше не искал пять тактов, решив, что они придут сами, когда захотят. Ведь есть и другие песни. "Может быть, я поиграю немного сегодня вечером", - подумал он.