Студент и заместитель начальника станции

Жил-был один студент. После долгих поисков снял он, наконец, комнату у заместителя начальника станции. Дело известное: студентам всегда трудно найти жилье.

Прошел год, другой, третий /столько требовалось для получения диплома/, и все три - под неизменный грохот поездов. Сначала у студента испортились ручные часы, потом настенные, но это его не беспокоило: стоило лишь открыть окно, выходящее на перрон : если состав на Париж уже подан, значит, 13 ч. 45 м., а как только красный свет сменится на зеленый, будет 14 ч. 17 м. Утром и вечером на смене красного света на зеленый и по экспрессу Лион - Лилль студент знал точное время. Он накладывал тфилин, когда подавали сигнал к отправлению поезда на Марсель, знал, что зимой минху нужно читать перед отправлением Восточного экспресса /а летом можно было спокойно ждать, пока с третьей платформы отойдет поезд на Базель/. Словом, снились ему красный и зеленый свет, молился он по свисткам к отправлению, ел с привкусом дыма /что было не так уж приятно/, спал под колыбельную песню "чах-чах-чах" уходящих или приходящих поездов.

И все было бы прекрасно, не разразись однажды драма. Погожим июньским днем Йоханан /так звали нашего студента/ вернулся к себе, весело насвистывая и радуясь тому, что утром получил диплом, так что больше не придется дрожать перед экзаменами. Он открыл дверь ключом, который дал ему хозяин, плюхнулся в кресло и облегченно вздохнул. В ту же секунду раздался стук: пришел сам заместитель начальника станции.

- Ну? - коротко спросил он.

- Получил, - так же коротко ответил студент. Наступило недолгое молчание, после чего заместитель начальника станции пробурчал:

- Теперь расстанемся.

- Почему? - по-прежнему коротко спросил студент.

- Вы начнете искать себе место, вступите в самостоятельную жизнь, вы молоды, у вас все впереди...

Он наговорил бы еще с три короба, если бы студент не прервал его со свойственной всем студентам несдержанностью:

- Ладно, ладно!

- Что ладно? - пробормотал заместитель начальника станции, явно растерявшись.

- Не хочу я уходить с этой станции, ни в какой другой квартире мне не будет так хорошо, как у заместителя начальника станции... Точнее, - добавил он, помолчав, - у начальника станции: я ведь не собираюсь отказываться от своих намерений получить вашу должность. Буду держать вас в курсе, предупрежу.

Когда дверь за хозяином закрылась, он погрузился в размышления, и они возымели свое действие.

Назавтра он пришел в секретариат просить работу, но обязательно в таком месте, где можно снять комнату у заместителя начальника станции /или в крайнем случае, у начальника станции, поскольку у него есть насчет должности определенные планы/.

В октябре нельзя было найти для него ничего подходящего. Что делать? А меж тем, чем больше месяцев проходило, тем яснее он понимал, что не сможет жить не на станции. Он в этом убедился во время летних каникул: плохо спал без баюкающего постукивания колес, плохо ел без привкуса дыма, а главное -ужасно тяжело молиться без свистка к отправлению. Грохот станции просто необходим для молитвы.

Поскольку не удалось найти работу в таком месте, где можно снять комнату у заместителя начальника станции, он попросил, чтобы его самого назначили на эту должность. Ему очень вежливо ответили, что у него нет соответствующего диплома, а кроме того, не так-то быстро получают такую высокую должность. Он, было, представил себе, как станет буфетчиком на станции, но ведь у него были определенные планы, и он отказался от этой затеи.

Казалось, близится трагическая развязка. А тем временем каждый день в утренней молитве, звучащей еще более горячо под рев вагонов /вечернюю он произносил, когда прибывал, пыхтя, парижский поезд/, он просил Всевышнего раздобыть ему станцию, где он мог бы хорошенько молиться; будь он склонен к несколько богохульному юмору, он прибавил бы к своим молитвам псалом "Счастлив человек на станции живущий", но, исполненный бесконечного почтения, такого он позволить себе не мог.

Вероятно, именно поэтому его молитва была услышана, и одним прекрасным утром, когда он проснулся точно в момент отправления экспресса на Лион, ему пришла в голову гениальная мысль.

Есть такая совсем новая страна, где еще мало станций, но где вскоре они вырастут, как грибы после дождя, а, значит, страна, где перед претендентами на должность заместителей начальников станций /и, как знать, возможно, даже начальников станций - ведь когда есть планы.../ открывается большое будущее. Страна эта, как вы уже догадались, - Израиль.

С тех пор Йоханан провел много времени в приемных посольства, Еврейского агентства, движения "Молодежная алия" и еще во многих приемных, которые слишком долго здесь перечислять. Он заполнил сорок три анкеты и таким образом под конец твердо усвоил, что родился 22 мая 1941 года и зовут его Йоханан. На каждой из сорока трех анкет в пункте "Какую должность репатриант хочет занимать в Израиле" он с гордостью писал столь многообещающие слова - "заместитель начальника станции".

Он коротал бесконечные часы ожидания в упомянутых и других приемных за чтением захватывающе интересного "Руководства для образцового начальника станции", которое он нашел у старого букиниста и которое, несмотря на 1850 год издания /бурная эпоха первых железных дорог/, показалось ему самым волнующим и полезным произведением в мире. Наконец, он получил все необходимые документы.

Отъезд, прощания /особо трогательное было с хозяином квартиры, заместителем начальника станции, которому он обещал прислать подробное письмо, как только станет его коллегой/, путешествие, прибытие - все пронеслось, как сон. Высадка в Хайфе ничуть не взволновала его, но сердце учащенно забилось, и он задрожал от волнения, когда вошел в красивый иерусалимский вокзал, ибо в этот город он отправился, само собой разумеется, поездом.

Настоящие-то муки начались, когда пришлось ходить из учреждения в учреждение, из министерства в министерство в надежде получить пост заместителя начальника станции. Его познания в иврите были весьма ограничены, и он едва мог объясниться. После трех недель скитаний по приемным /а надо сказать, ожидание в израильских учреждениях не слаще, чем в учреждениях французских, разве что в израильских стулья не так продавлены - по крайней мере, пока еще/ ему ответили, что на столь ответственный пост нельзя назначить человека, не знающего в совершенстве иврит, ибо очевидно, что "красный" и "зеленый" на иврите иначе, чем по-французски. А поскольку у него диплом французского училища, он может на три месяца пойти в ульпан. Ульпан - это заведение, где накачивают такими порциями иврита, что через три месяца выходишь до того "объивриченным", что забываешь всякий другой язык. К сожалению, ульпан находился в пятидесяти километрах от единственной железной дороги в стране, и три месяца превратились в сплошные мучения. По окончании ульпана, приобретя все черты настоящего израильтянина, от шортов цвета хаки до говора нараспев и привычки стоять в очереди на автобусной остановке, он вернулся в те же приемные тех же учреждений все с той же целью получить должность. На сей раз все шло как по маслу, и после двадцати раз хождения из одного неправомочного учреждения в другое /тоже неправомочное/, он, наконец, попал на прием к начальнику отдела кадров железных дорог Израиля, и по его широкой улыбке понял, что есть большие надежды.

Начальник взял длинный список всех работников железной дороги и увидел, что, к его большому сожалению, все места заместителей начальников станций и исполняющих обязанности таковых заняты молодыми, крепкого здоровья энергичными людьми, ни один из которых, по всей видимости, не был предрасположен к внезапной кончине - а ведь только она и могла бы создать вакансию.

Йоханан, не выдержав удара, потерял сознание. Потрясенный начальник отдела кадров оказал ему необходимую в таких случаях помощь и постепенно привел его в чувство. Тут Йоханан залился слезами, но ему все-таки удалось объяснить, что это несчастье перенести нельзя, что вся его жизнь разбита и что его постигла страшная участь. От таких грустных слов у начальника кадров, человека сердобольного, мурашки побежали по коже. Со слезами на глазах он принялся снова перебирать толстые папки, списки станций, сведения о количестве персонала и благодаря тщательному пересмотру, сопоставлению, выискиванию ошибок и неточностей, в конце концов обнаружил, что в пяти километрах от Рамле есть маленькая сторожка дежурного по переезду, куда, за неимением ничего другого, можно пристроить Йоханана. Из экономии этот пост был упразднен три года назад, но, в сущности, нужно же и за путями следить, и избегать саботажа арабов, так что начальник кадров тут же направил докладную вышестоящим инстанциям. В ней за просьбой спустить ему бюджет для восстановления этого поста следовал длинный перечень причин, по которым это необходимо сделать, и только потом шло завуалированное обвинение в адрес его предшественника, который три года назад ликвидировал столь важный пост. Йоханан набрался терпения и стал ждать.

Прождал он тридцать дней и тридцать ночей. На тридцать первый день он получил назначение и, прежде чем село солнце, был уже на месте, в сторожке километров за пять от Рамле, одетый в новенькую форму, которую привез из Франции, аккуратно перекладывая из чемодана в чемодан во время всех переездов.

Сидя в поезде Иерусалим - Хайфа, вы, возможно, замечали странную постройку. Сразу за Рамле в глаза бросается маленькая сторожка, над которой красуется табличка: "Заместитель начальника станции" и под этими словами буквами поменьше: "Входить без стука". Как раз напротив стоит семафор, который переключается на красный, когда поезд проходит и вы уже далеко.

Это домик Йоханана, заместителя начальника станции. Так все в округе его и называют, чем он немало гордится. И даже если в этом кроется насмешка не беда! Йоханан все равно в восторге. Поездов здесь проходит мало, но как раз это и хорошо. Первый утром, к двум часам дня - второй, и вечером - последний. Будто специально для его горячих молитв, которые возносятся к небу под аккомпанемент грохота колес. Во сне он снова видит красный и зеленый свет, хотя ночи и не такие спокойные, потому что не слышится колыбельная громыхающих колес. Но он живет надеждой, что скоро пустят и ночной поезд; ему уже обещали. А главное - он надеется, что, благодаря усердию и любви к своей работе, получит место и звание начальника станции, поскольку у него, конечно же, есть кое-какие виды на будущее...

Во время утренней молитвы еврей, соблюдающий традиции, не только надевает талит, но еще на лоб и на левую руку накладывает тфилин - черные коробочки из кожи, внутри которых находятся написанные на пергаменте цитаты из Торы.

Дневная молитва называется Минха.