Матушкины заступники
Федюшка с Фенечкой с матушкой жили.
Вся округа их матушку, Устинью Трифоновну, знала. Так она умела роды принять, что как где новый человек в мир приходит, так ее обязательно звали. Она и роженицу успокоит, и боль утишит, и все, как надо сделает. Руки у нее были ласковые, и сердце отзывчивое.
Бывало, матушка в соседнее село пойдет, совсем рядом. Федюшка с Фенечкой под вечер побегут ее встречать на дорогу. Дорога туда через поле идет, в поле светло да радостно! А самая малость той дороги - мимо погоста. Кресты стоят темные, ребятишкам боязно. Станут они поодаль, и смотрят. А как увидят матушку из-за лесочка, тут и страху конец!
- Как это тебе не страшно через погост ходить? - спрашивает Федюшка.
- А кого же там бояться? - улыбается матушка.
- Да вдруг мертвяки озоровать начнут!
- На погосте все наши лежат, деревенские. Все люди крещеные, после смерти все в церкви отпетые. Их души озоровать не станут. Вот там дедушка Силантий покоится, помнишь какой он добрый был?
Федюшка кивает.
- В середке - бабушка Аксюта, а рядом Варюшка тети Дунина. А с того краю - мои тятя с матушкой. Сам видишь, некому тут нам зла сделать.
- А ну как сам нечистый, а?
- А я, как иду через погост, так молитву творю. Прохожу мимо могилки дядьки Николая, помолюсь Николаю Угоднику, прохожу мимо могилы тетки Тани, так помолюсь святой Татиане, так и иду, кого вижу, за всех помолюсь. А их святые, может статься, и мне подсобят. А святые и есть самые наши защитники от нечистого.
- Уж больно кресты там черные да скрипучие!
- Крест, какой ни есть, а все - крест. - говорит матушка. - Его не на страх ставят, а как раз, чтобы страху и не было.
Дивится Федюшка, как матушка хорошо все рассказывает, а все-таки самому боязно маленько.
Вот раз как-то приехали за матерью из дальнего села. Засобиралась она, Федюшку с Фенечкой к тетке Агафье свела, велела слушаться да раньше другого вечера ее не ждать.
Федюшка с Фенечкой любили к тетке Агафье ходить. Своих ребят у нее трое, и сама она приветливая да веселая, сказками и прибаутками так и сыплет!
На второй вечер побежали Федюшка с Фенечкой на дорогу, мать дожидаться. Стояли, стояли, уж и смеркается, а она все не идет. Вернулись ребятишки домой грустные да притихшие.
- Ничего, - утешает тетка Агафья, - поди, заночевала там, завтра с утра и воротится.
Утром ждали-ждали ребятишки, опять мать не вернулась. Весь день прождали, а вечером ехал мимо мужик с того села, крикнул Агафье, что мать захворала, лежит в чужой избе, как полегче ей станет, так и вернется.
- А как, тетенька, она в чужой избе лежит? - спрашивает Фенечка.
- А так вот, - отвечает тетка, - люди добрые уголок ей отвели, пока поправится. Не оставаться же ей на улице, хворой-то.
- Да ведь она хлеба мало с собой взяла, как же она другой день без хлеба-то? - не отстает Фенечка.
- Ну! - махнула рукой тетка Агафья, - Неужто краюхи пожалеют? Ведь не чужая, чай, соседка!
- Да ведь сказал дядька, что в чужой она избе...
- Дядька без ума брякнул, в спешке. Поправится ваша мамка! Других лечит, и себя поднимет. Идите-ка вы спать, поздно уже, да ничего не бойтесь.
Вот все улеглись, стихло все в доме, только мышка на чердаке скребется.
- Спишь ты, Федюшка? - шепотком спрашивает Фенечка.
- Не спится. - отвечает Федюшка.
- Вот и мне не спится. Все я, Федюшка, про мамку думаю. В чужой избе, да хворая...
Приподнялся Федюшка на лавке, ноги свесил.
- Я, Феня, с обеда ломоть хлеба припрятал. Тут до села - рукой подать! Побегу-ка я с утра, да и погляжу, как там наша мамка.
- И я с тобой, Федюшка!
- Нельзя. - строго говорит Федюшка, - А ну, как тетка хватится нас обоих? Обоих потом крапивой отходит. А так уж меня одного, я привычный.
- Тогда погоди, - говорит Фенечка, - Я с обеда тоже ломоть припрятала. Ты свой мамке снеси, а мой по дороге сам съешь. А ежели тетка про тебя утром спросит, так я скажу, что ты с мальчишками на реку побежал.
- Вот так-то лучше! - обрадовался Федюшка.
Уложил он хлеб в узелочек, дождался, пока светать начало, выскочил в окошко, и со всех ног по дороге помчался.
Пока по деревне бежал, то не страшно ему было. Дворы все знакомые, все заборы излазаны, все соседские собаки - свои. Как дорога по полю пошла, так тоже ничего. В поле светло, просторно, вдалеке костерок виднеется - там пастухи в ночном.
А вот как стала дорога к погосту сворачивать, так тут Федюшка забоялся. Тени незнакомые, кресты покосившиеся чернеют, костерок пастуший за поворотом скрылся. Больше всего хочется до деревни побежать да в избу к тетке Агафье заскочить.
Стал вспоминать Федюшка, как мать рассказывала, что надо святым молиться, тогда и страх пройдет. Перекрестился Федюшка, и пошел потихонечку.
Только дорога вправо повернула, обогнула кусты, как увидал Федюшка впереди старичка. Идет он, палкой стучит, в руках узелок. По всему видать, странник. Обрадовался Федюшка, догнал старичка:
- Здравствуй, дедушка!
- Здравствуй, малый! Ты откуда тут в такую рань бродишь? Еще и птицы не запели, а уж ты в дороге!
- Я, дедушка, в село иду, мамка у нас прихворнула, так я проведать.
- Ну, что ж, пойдем вместе. Только я быстро идти-то не могу, всю ночь шел без отдыха, да и узелок у меня больно тяжелый. - развел руками старичок.
- Давай, дедушка, я твой узелок понесу! - говорит Федюшка.
Взял он узелок в руки, а тот, и впрямь, тяжелый-претяжелый, будто камни там!
- Вот спасибо тебе, милый! А то я ведь и не ел еще со вчерашнего дня, совсем устал.
«Эх, - думает Федюшка, - я и сам с вечера не ел... Ну, да что там, отдам старику свою краюху, а Фенечкину мамке снесу, глядишь, и обойдемся!»
Достал он кусок хлеба, и подает старику:
- На, дедушка, вот у меня хлебца есть немного.
- Ишь ты! - дивится старичок. - А сам же ты как?
- Ничего, я потом наемся!
- Сердце у тебя доброе, малый, спасибо тебе! Ну, расскажи мне теперь про свою матушку, что с ней в чужом селе приключилось.
Рассказал Федюшка старичку все, как было. И про то, как ждали они мать, и про то, что мужик проезжий им поведал, и про то, как Фенечка ночью затревожилась.
- Эх, и достанется мне теперь от тетки крапивой-то... - вздохнул Федюшка под конец.
Старичок выслушал его внимательно, и говорит:
- Это ничего, что крапивой. За доброе дело, бывает, и пострадать приходится. Ты не бойся ничего, милый.
Вот свернули они к самому погосту. Старичок идет себе, хлеб жует, палкой стучит, а Федюшка за ним поспевает. Вдруг видят, с погоста старуха выходит. Сама маленькая, сухонькая, платок на самые глаза надвинут. Лето в разгаре, а она вся закутаная, ровно тепла и света боится. Вышла на дорогу, остановилась.
Испугался Федюшка, к старичку прижался, а тот, знай, идет, будто ничего не видит.
- Это кто тут шастает спозаранку? - заскрипела старуха, а голос у нее - что ворота несмазаные. - Аль уж петух пропел, что вы тут бродите?
- Тебе что до того? - спокойно отвечает старичок. - У нас до тебя дела нету.
- Ишь ты! - осклабилась старуха. - А это кто с тобой? Уж не Устиньи-ли повитухи сынок?
Еще больше испугался Федюшка, но виду не подает:
- Я самый, - отвечает, - А ты, бабушка, кто такая? Откуда ты мою мамку знаешь?
- Бабушка! - засмеялась старуха, - Знаю я, знаю Устинью! - заскрипела зубами, - Уж сколько она народу у меня отобрала, и не счесть! Ух, и попадется же она мне!
- Ты, бабушка, говори да не заговаривайся! - осмелел Федюшка, - Я мамку в обиду не дам!
Захихикала старуха, затряслась вся, платок совсем на глаза сполз.
- Гляди-ка, какой попутчик у тебя смелый оказался! - говорит старичку. - А постой-ка... уж не захворала ли Устинья? С чего это ты в такую рань по дорогам бродишь?
- Все-то тебе неймется! - говорит тут старичок. - Сядь-ка, я с тобой побалакаю. - схватил он старуху за костлявую руку, а та вырывается.
- Некогда мне с тобой! Побегу-ка я тоже до Устиньи, навещу ее.
Тут старичок как хватит ее по голове своей палкой! Охнула старуха, согнулась, присела на камушек, а старичок и говорит Федюшке:
- Не бойся, малый! Я пока тут посижу, а ты беги скорее! Гляди, уж и светло стало! Только беги, никуда не сворачивай!
Побежал Федюшка со всех ног!
Солнце уже зазолотилось, дорога светлой каймой вьется, в придорожных кустах пташки поют.
Притомился Федюшка, сбавил шаг, тут только и увидал, что в руках у него узелок старичков! Что ты будешь делать? Назад побежать - так далеко уже. На обочине оставить - да ведь чужое это.
«Дай-ка, посмотрю, что там такое дедушка нес!» - думает Федюшка. Развязал он узелок, а там - земля! Черная, душистая. Вот бы целое поле такой, а то поле бы засеять!.. Дивится Федюшка: на что же это старичку земля в узелочке?
Вот кончился лесок, снова дорога на поле пошла.
А на самом краешке леска, за кустами - прудок был. Так, не прудок даже, а болотце. Лягушек, и тех там не было.
Вдруг слышит Федюшка - вода плещется. Остановился он, сморит - у прудочка девка, вроде как белье полощет. Самая из себя обычная девка, каких в каждой деревне полно, а Федюшке что-то чудно кажется. А что - и сам не поймет.
Обернулась девка, увидала Федюшку:
- Эй! Поди-ка сюда, помоги мне белье вытащить, мне одной неловко!
Хотел было Федюшка на помощь броситься, да тут вспомнил, как старичок ему наказывал никуда не сворачивать с дороги. Замешкался, а девка уж и осерчала:
- Что стал столбом? Видишь, сколько у меня стирки, не подниму!
Огляделся Федюшка по сторонам, и тут понял, что ему чудным-то показалось! Жилья поблизости нет, откуда тут этой девке взяться? Да и кто в таком замшелом пруду белье полоскать станет? Вода мутная, зеленая, смрадная. Деревенские завсегда на реку ходят, где поток чистый да светлый! Ох, неладно тут что-то!
Только так подумал, глядь - а девка-то вовсе и не девка, а русалка с жабьей головой! И белья у нее в руках нет, одна тина болотная клоками висит.
- Догадался-таки, негодник, Устиньин сынок! - шамкает жабья голова, а лапы перепончатые так и тянутся, чтоб Федюшку схватить. Вдруг с цветочка бабочка поднялась. Маленькая, золотистая, а от крылышек будто легкий звон идет. Стала она над жабьей головой кружить, то с одной стороны подлетит, то с другой. Забыло чудище про Федюшку, стало губищами хлопать, пытаться бабочку своей пастью схватить! Бабочка тут крутанулась вокруг Федюшки, а крылышки так и вызванивают:
- Поспешай шибче, я ее задержу!
Хотел было Федюшка бежать да совестно стало: ведь слопает это чудище пучеглазое бабочку, та ведь совсем махонькая!
Глянул он по сторонам - нет ничего, ни камня, ни палки. Что делать?.. Развязал он стариков узелок, схватил горсть земли, да кинул жабе прямо в желтые глазища. Запыхтела та, зашипела, будто земля ее обожгла, попятилась к болотцу.
- Ох, и непростая у тебя землица, дедушка! - дивится Федюшка, - Вот тебе, нечисть! Земле, и той от тебя тошно!
Кинул он третью горсть, бултыхнулось чудище в воду, вскипело болотце да разом и высохло.
Махнул Федюшка бабочке на прощанье, и опять припустил во весь опор! Скоро уж, скоро и село покажется вон за той малой рощицей!
Только было обрадовался Федюшка, как видит, откуда ни возьмись - стоит на дороге волк, большущий-пребольшущий! Глаза - что уголья горят, шерсть дыбом, с клыков слюна падает.
Испугался Федюшка, стал, как вкопаный. Бежать некуда, никого вокруг не видать, да и убежишь разве от такого волчищи?
Приметил Федюшка палку, что на обочине валялась. Палка-то тонкая, суковатая, ненадежная, да что делать, коли больше нет ничего?
- За просто так меня съесть вздумал? Не выйдет! Хоть пару раз да огрею тебя!
А самому боязно, как никогда в жизни и не было! Глазища огненные до самого нутра пробирают, того и гляди, душа со страху лопнет.
Двинулся волк на Федюшку, рычит, зубами лязгает, аж звон стоит, из ноздрей дым валит. Вот-вот схватит!
Вдруг - что такое? Покосился волк в сторону рощицы, спину выгнул, заскулил и давай назад пятиться. Глянул Федюшка в ту сторону да так и обомлел! Едет из рощи всадник в сверкающих доспехах, чисто богатырь из сказки. Конь под ним белоснежный, ступает, ровно земли не касаясь. Копье у всадника тонкое, острое, прямо на волка направлено. Поджал волчище хвост, затрясся, а конь белоснежный выехал на дорогу, ударил копытом в землю, волк и рассыпался в труху, только два уголечка остались, и те конь затоптал.
- Испугался, малец? - спрашивает всадник Федюшку.
- Есть немного, - отвечает Федюшка. - Не совладал бы я с ним один с этой палкой-то. Вот бы мне копье, как у тебя!
- Твоя палка моим копьем и стала! - улыбнулся всадник.
- Как так? - дивится Федюшка.
- А так, что трусу и копье не в помощь, а в смелых руках и палка - защитница. Ну, иди с Богом, малец, вон уж и село виднеется.
Сказал так, и поехал себе.
- А ты кто будешь? - кричит Федюшка, - Уж не князь ли?
Махнул рукой всадник, смеется:
- Ну, пускай князь!
Добежал Федюшка до села, нашел избу, в которой мать осталась. А уж мать на пороге стоит, жива-здоровехонька! До дому собралась.
Рассказал ей Федюшка все, что с ним приключилось, протянул свой ломоть хлеба:
- Это я тебе принес.
- А в этом узелке у тебя что? - спрашивает мать.
- А в этом была земля дедушкина, а теперь и нет ничего, - начал было Федюшка, а смотрит - узелок-то опять полнехонек!
Развязали его, а там!.. И хлеб, и пироги, и орехи, и медок, и масло, и чего только нет! Не у всякого царя такой обед бывает! И сами наелись, и хозяев попотчевали, и даже Фенечке с теткой Агафьей осталось.
Пошли Федюшка с матерью домой, вдвоем любая дорога веселей. Как проходили мимо погоста, так помолились обо всех упокоенных, поблагодарили святых заступников за помощь.
А дома тетка Агафья побранилась, конечно, но уж крапивой отхаживать не стала. Пригрозила, что в другой раз обязательно отходит.
Федюшка согласился. Что ж, за доброе дело иной раз и пострадать приходится.