Суженый нагаданый

Девки наши на Крещенье гадать любили. Соберутся, бывало, в одной избе, и давай выдумывать! Нальют, значит, воска в воду и глядят - на что узор похож? Кому дерево в том узоре кажется, кому зверь какой, а кому и фигура знакомая. Спорят, шумят, и так, и этак чашку крутят!

А то еще принесут петуха, поставят перед ним плошку с зерном, плошку с водой и зеркальце. Ежели петух сперва за зерно примется - то жить девке в замужестве в достатке. Ежели за воду - то быть ей замужем за пьяницей. А ежели петух в зеркало ткнется, то будет муж только на себя самого любоваться.

Или вот пойдут на двор, за калитку валенки кидать - куда мысок укажет, с той стороны к девке жених посватается. Смех, шутки, веселье!.. Так и ночь проходит.

Но это все такие гадания, для смеху больше. А то есть еще страшные. На такие гадания не всякая девка осмелится. Вот, скажем, пойти ночью на перекресток, али к проруби, да послушать. Коли смех да бубенчик послышатся, значит, жить да радоваться. А вот коли стук да треск - стало быть, беда придет.

Или же вот еще - пойти в баню к полуночи ближе, зеркальце с собой захватить, зажечь свечу перед ним, да и призвать суженого. Обязательно тот в зеркале и покажется. Только идти надо одной, без подружек, а как завидишь кого в зеркале, так тут же надобно свечку задуть и зеркало перевернуть - иначе утащит жених душу на ту сторону, и поминай, как звали.

Вот как-то собрались девки в избе у Дунюшки с Настеной на посиделки. У родителей их хорошая банька была, новая. Вот подружки и пристали:

- Давай, Дунюшка, погадаем в баньке?

- Ну-те вас, - отмахивается Дунюшка, - тятька заругается. Говорит, свалите свечу, загорится, беды не оберешься с вами!

- Да и бабаня разбранит нас потом, - говорит Настена, - Не любит она гаданья этого.

А самая старшая из подружек смеется:

- Вот какие ж вы боязливые! Мы тут на женихов гадаем, а они все за тятьку с бабаней прячутся!

- Прячься - не прячься, - отвечает Настена, - А коли есть тебе судьба, так хоть запрятайся, она тебя всяко найдет. А коли нет, так и не попишешь ничего.

Видят подружки, что Настена ни в какую, давай к Дунюшке приставать. А Дунюшка поотнекивалась малость, да и уступила. А и то сказать надобно, у ней на сердце своя думка лежала. Нагадала ей цыганка, по лету еще, что выйдет она замуж за барина, молодого да богатого. Хоть и был у Дунюшки жених в деревне, Евсей - ох, и парень же! ищи с огнем, а лучше не сыскать! - а слова те в душу занозой засели.

«Ну как, - думает Дунюшка, - зараз уж все и узнаю? Ежели покажется мне Евсей, то так тому и быть. А ежели тот, другой?..»

Стали девки спорить, кому в баньку идти гадать. Одна отказывается, другая смеется, самая старшая, и та руками замахала:

- Больно мне надо! Я, чай, еще не перестарка какая!

А Дунюшка тут и говорит:

- Ох, девоньки, боязно мне, а пойду!

Настена аж руками всплеснула:

- Да что тебе там смотреть, Дуня? И без гадания ясно, что уж по осени быть тебе за Евсеем!

- Что ж, - говорит Дунюшка, - стало быть, Евсей мне и покажется!

А старшая подружка отвела Дунюшку в сторонку и шепчет:

- Ты, как сядешь у зеркала, так сними колечко, и смотри через него. Я слыхала, так вернее будет! Да и крестик-то снять надобно, а то ведь никто к тебе и не явится.

Пришли девушки в баньку, поставили свечку, зеркальце, усадили Дунюшку, а сами убежали. Сидит она, значит, боязно ей стало, одной-то. Огонек дрожит неровно, тени по стенам пляшут, в зеркальце отражаются... Убежать бы в самую пору, да подружки на смех подымут... Сняла Дунюшка с руки колечко - перстенек бирюзовый, евсеев подарочек - глядит через него в зеркало и шепчет:

- Суженый мой, появись! Сам покажись, на меня подивись!

Глядит Дунюшка, глядит... нет и нет ничего. Потом вдруг словно мелькнуло в зеркальце что-то, будто тень какая качнулась. Дунюшка сидит ни жива, ни мертва от страха, пошевелиться не может. Глядь - лицо показалось. Смотрит на нее из зеркальца барин молодой, чернявый, а глаза так и горят, как угли раскаленные! Охнула Дунюшка, свечку задула да опрометью из баньки! Прибежала в избу, на самой лица нет! Подружки окружили, пытают, что да кого видала, а Дунюшка ровно языка лишилась.

- Ну, что, что? - теребит старшая подружка, - Показался тебе Евсей? Показался?

Дунюшка только головой кивнула.

- Вот видишь! - смеются подружки, - Верно Настена сказала, что быть тебе за Евсеем! Ну, давайте теперь колечки в воду класть!

Схватилась Дунюшка за палец, да так и обмерла! Колечко-то, видать, в баньке обронила, как убегала. Что теперь делать? Чтоб самой снова в баньку сбегать - о том и разговору нет! Подружек просить - засмеют ведь.

«Ладно, - думает, - завтра с утра и схожу. Найдется, куда ему деться!»

На утро разбудила Дунюшка Настену:

- Пойдем со мной в баньку, мне одной боязно!

- Да на что тебе? - спрашивает Настена.

- Да я там евсеево колечко обронила... - говорит Дунюшка, а сама глаза отводит. Ничего больше не спросила Настена, молча оделась и пошла за сестрой.

Днем-то, да вдвоем уж и не страшно совсем Дунюшке было. Заходят они, Настена и кричит:

- Вон твое колечко, на полу блестит!

Обрадовалась Дунюшка, схватила колечко... а колечко-то и не то! Не бирюзовый перстенек у нее на ладошке, а золотое кольцо, тяжелое, камушек в нем красный, так и сверкает, ровно огонек горит.

Заколотилось у Дунюшки сердце, того и гляди, выскочит. "Это же, - думает, - барин тот мне колечко свое оставил! А мое, стало быть, себе забрал!"

Только подумала так, а Настена и говорит:

- А ведь ты, Дуня, не Евсея в зеркале видала! Да и кольцо это не евсеево. Брось, не надевай его!

- Ты почем знаешь? - отвечает Дунюшка, а сама-то колечко поскорее на палец надела, - Гляди-ка, в самую пору пришлось!

- Да я еще ночью заприметила. - качает головой Настена, - Прибежала ты белая, ровно покойница. Не Евсей же тебя напугал до полусмерти!

- Ишь ты, все углядела! Ты, Настена, не сказывай никому! - шепчет Дунюшка.

- Как же не сказывать? Ведь беда будет, Дуня! Сними ты это колечко, брось его!

- А как оно от суженого? - прищурилась Дунюшка.

Ахнула Настена, аж присела:

- Да от какого такого еще суженого?

- А от такого, - отвечает Дунюшка, - который мне ночью в зеркальце показался!

- Ох, беда-то будет! - запричитала Настена, - Пойдем, Дуня, домой скорее, да все расскажем!

Рассердилась Дунюшка, дернула Настену за руку:

- Счастье мое сглазить хочешь? Помалкивай лучше, я и без тебя управлюсь! - натянула варежку на руку, да и выскочила вон.

Много ли, мало ли с того дня прошло, теперь не упомнишь. Вот как-то под вечер вдруг слышат - в окошко стукнули, потом в дверь застучали.

Встал отец:

- Кто там в ночь? - спрашивает.

- Пусти, хозяин, на постой! - отвечают.

- Да некуда мне, - говорит отец, - Изба у меня больно мала, самим тесно.

- Пусти хоть в сенцы, хозяин! - упрашивают из-за двери.

Что ты будешь делать!

- Нельзя же гостя в ночь на морозе оставлять. - говорит мать. - Пусти его, потеснимся, а утром он и поедет себе.

- Ладно, - согласился отец, - Только места у нас нет, на лавке спать придется.

- Ничего, я привычный.

Отпер отец дверь, впустил гостя.

Дунюшка с Настеной смотрят с печки тихонечко. Входит в избу барин, высокий, чернявый, только худющий - кожа да кости, а глаза - как есть уголья из печки, так и горят. В руках палка с набалдашником, да не простая: набалдашник-то не вот тебе какой, а свиное рыло! И глаза у этого рыла красные, то загорятся, то погаснут.

Как только вошел барин, сразу зырк на печку, на Дунюшку. Та, едва увидала его, помертвела вся, за сердце схватилась.

- Что ты, что такое? - шепчет Настена.

- Да ведь это же тот самый барин, что мне в зеркале показался. - отвечает Дунюшка. - За мной он пожаловал!

- Ох, сестрица, - говорит Настена, - Ты как хочешь, а только страшный он, недобрый.

- Сама вижу... - задрожала Дунюшка.

Лег барин на лавке, шубой своей укрылся, а палку - в головах поставил. Сам, значит, спит, а рыло свиное - не дремлет, глазами красными то туда, то сюда зыркает.

Всю ночь Дунюшка на печке словно от мороза дрожала. Колечко золотое руку жгло, камушек красный огнем горел. Хотела она его с руки сорвать, да такой страх ее сковал, что и пошевелиться нельзя. Так и промаялась до свету, глаз не сомкнувши.

Утром собрала мать на стол, зовет отец гостя:

- В дорогу-то голодному нельзя, а мы уж чем богаты, тем и рады.

А гость на стол и не глянул, а все на Дунюшку смотрит, глаз своих горящих с нее не сводит.

- А что, хозяин, - говорит, наконец, - Отдавай за меня дочку!

- Как же это? - развел руками отец, - Уж она у нас просватана!

- Ну, великое дело! Просватана - еще не венчана, какая там помеха!

- Да разве сейчас - и венчаться? - всполошилась мать.

- Не к чему! - отвечает барин, а сам лицом посуровел, глядит совсем недобро. - Ко мне поедет, там все и сделаем. Велите-ка ей собираться.

- Да кто ж так сватается-то? - говорит мать, - У нас так дела не делают. Не будет моего благословения!

Усмехнулся барин, совсем лицо страшным стало:

- Мне это без надобности. А девка ваша сама мне обещалась. Сама свое колечко мне дала, сама и мое взяла. - и показывает перстенек бирюзовый, что Дунюшка в баньке обронила. - Сама меня суженым назвала.

Сорвала Дунюшка колечко золотое с красным камушком с руки и бросила через стол:

- Возьми назад, мне не надобно! Обманом ты мое колечко заполучил!

Засмеялася барин:

- Э, нет, красавица! Теперь промеж нас уговор есть. Даю вам день на сборы, а к ночи ворочусь за невестой.

Сказал так да и вышел вон.

Бросилась Дунюшка к отцу с матерью:

- Тятенька, матушка! Не отдавайте меня за него! Я его знать не знаю! Обманул он меня!

Рассказала им Дунюшка про гаданье свое, и про то, как ей барин в зеркале показался, и как колечко в баньке обронила со страху, ничего не утаила.

- Да как же тебе такое в ум-то пришло? - охнула мать, - Крест снять да с нечистой силой в гляделки играть!

Заплакала Дунюшка:

- Я, матушка, на счастье погадать думала.

- Эээх! Евдоха-дуреха! Счастья-то надо у Бога просить, а не у нечисти!

- Да делать-то что теперь? - кричит Дунюшка.

- Против такой беды большая сила надобна. - вздохнул отец, - Такая, чтоб... чтоб переломила.

- Кто ж мне такую силу даст? - заплакала Дунюшка, - Коли уж сама я эту беду накликала!

Мать в слезы, отец в слезы, Дунюшка воем воет. Пришла беда - отворяй ворота...

Заплакала, было, и Настена, да вдруг накинула платочек да выскочила из избы.

Прибежала Настена к евсееву дому, стучит в окошко. Вышел Евсей на крылечко, увидал, что Настена сама не своя, спрашивает:

- Что у вас, Настенька?

- Беда у нас, Евсей! Барин заезжий Дуню сватает!

- Какой такой барин?

- Ох... уж такой, что не приведи Господь!

Помолчал Евсей.

- А Дуня что же? - спрашивает тихо.

- Плачет Дуня, да что поделать?..

- Как - что? Да не идти ей за него!

- Ох, Евсей... Не простой тот барин, сила у него большая, страшная. Утянет он Дуню нашу на погибель!

- Не бывать тому! - говорит Евсей.

- Да ведь ты ж не знаешь ничего! - вздохнула Настена.

- А тут и знать нечего. - отрезал Евсей. - Нынче же вечером у вас буду.

Вот под вечер сидят хозяева ни живы, ни мертвы со страху. Один Евсей спокойнехонек, хоть и молчком. Едва засмеркалось, слышат во дворе топот конский - барин пожаловал. Зашел без стука, шапку не скинул, снег не отряхнул. Стукнул своей палкой об пол, стал посреди избы.

- Готова ли невеста моя? - спрашивает.

Вышел тут Евсей перед барином:

- Какая такая твоя невеста? Не сватал ты Дуню, не об чем с тобой и толковать!

- Ты кто такой? - нахмурился барин. - Откуда еще выискался?

- Чего меня искать? - говорит Евсей, - Я всегда здесь был. А вот тебя мы тут не видали, и голосу твоего не слыхали прежде!

Осерчал тут барин, топнул ногой - аж чугунки в печи зазвенели:

- Отойди, мозгляк, подобру, поздорову! Я за своим пришел!

Не сробел Евсей, шагу с места не сделал.

- Нету здесь твоего! Нет такого закона, чтоб невесту у жениха уводить, да ночью из дому везти, да силой замуж тащить, да без родительского благословения, да без венчания!

Заскрипел барин зубами от злости, лицо почернело, что головешка, перекосилось, только глаза еще пуще сверкают:

- Я сам себе закон!

- Врешь, барин! - говорит Евсей, - Закон для всех один - Божий!

- Ну, глядите же! - прохрипел барин. Обернулся он к Дунюшке, сжал колечко ее своей ручищей, - Вот она теперь где, душа-то твоя!

Заплакала Дунюшка, задрожала, как листочек на осинке, а Евсей и говорит ей:

- Чего ты испугалась, глупая? Ведь колечко это я тебе подарил. Я, Дуня, всю душу свою в него вложил, да тебе и отдал. Стало быть, не твоя душа у него в руках, а моя.

Обмерла Дуня, кинулась к Евсею:

- Да ведь моя вина, Евсей, мне и ответ держать.

- За жену муж в ответе, - говорит Евсей, - А за невесту - жених, стало быть. Не бойся ничего, нет у него над тобой власти!

- Да как же?.. - вскинулась Дунюшка, - Неужто ты... душу свою ради меня положишь?

- Положу, коли надо.

Обнял Евсей Дунюшку, загородил собой, смотрит прямо в глаза барину:

- Не бывать по-твоему!

- Ах, ты, мозгляк! - рассвирепел барин, - Да я тебя, как комара, прихлопну!..

Замахнулся он своей палкой, хотел Евсея ударить, да пошатнулся, кинулся в сенцы, распахнул дверь на улицу, а там вдруг метель налетела, закружила, да и унесла барина, словно дым, и следочка не осталось! Только колечко евсеево на крылечко упало.

- Что же теперь-то будет?.. - потупилась Дунюшка.

- Как - что? - засмеялся Евсей, - Весну с летом погодим, а по осени и обвенчаемся.

Поднял он колечко, надел Дунюшке на пальчик.

- Как же ты, Евсей, не побоялся-то? - спрашивают отец с матерью.

- Да я про то и не думал, - говорит Евсей, - Думал я, как бы Дуню в обиду не дать.

Настена тут смекнула:

- Вот она, сила, про которую тятя-то сказывал! Коли человек за другого готов душу положить, то такую любовь ничем не пересилить!

На Покров обвенчался Евсей с Дунюшкой, а через годок и Настене жених нашелся. Стали молодые жить-поживать, в труде да радости. С молитвой, да с любовью, да с Божьей помощью все под силу!