Вековушка
Стеша и Луша сызмальства дружили. Сколько их обеих знали, всегда они вместе были. Вместе выросли, вместе заневестились. И женихи им обеим нашлись: Луше - Никита, а Стеше - Фома. Думали они: вот свадьбы в один год справят, потом детки пойдут, тоже вместе расти станут, а потом, кто знает, может и детей меж собой поженят... Девичьи думы-то до самых облаков летят!
Вот один год проходит, второй... а ни к Луше, ни к Стеше сватов не засылают. Чего уж там Фома с Никитой ждали - Бог весть, а только стала Стеша все больше печалиться.
- Ох, Луша, - скажет, бывало, - Этак останемся мы девками, вот сраму-то!
- Господь даст, все устроится. - отвечает Луша.
А Стеша тревожится, места себе не находит.
Раз как-то прибежала Стешка к Луше и шепчет тихонечко:
- Завтра выходи вечерком! Знаю я, как нам женихов приманить!
- Что ж они, гусаки, что ли, чтоб их приманивать? - смеется Луша.
- А вот увидишь!
На другой день выскочила Луша вечером, а Стеша уж ее дожидается.
- Пойдем скорее! - торопит.
- Да ты скажи толком, куда?
- Слыхала ты про бабку Федосью? - шепчет Стешка, а сама все тянет подружку за собой. - Зажжет она, говорят, свечку, да не простую, а черную, пошепчет слова нужные - и враз к тебе суженый посватается!
- Как так? - обмерла Луша.
- А так вот! Умеет она. Надо только ей подарочек принести. Я вот, гляди, колечко свое отнесу. Вчера уж тятьке сказала, что потеряла. Он побранился, да и только.
- Да ведь это же грех какой! - ахнула Луша, - Ты как хочешь, Стеша, а я не пойду!
- Боишься? - подначивает Стешка. - А ты не бойся! Хуже, чем в девках остаться, нет ничего!
- Как нет, Стеша! Колдовство еще как хуже!
- Не хочешь - как хочешь, а я пойду!
Дошли они до бабкиной избы, Стешка дверь толкнула и внутрь, а Луша за дверью осталась. Стоит там и молитву про себя творит.
Баба Федосья увидала Стешу, обрадовалась:
- Проходи, красавица, голубушка! Знаю, все знаю, какая беда тебя привела! Вот погоди, мы эту беду руками разведем, и не вспомнишь о ней! Принесла ли подарочек? Сама знаешь, уговор такой!
- А наверно ли будет, бабушка? - заробела Стеша.
- Как солома вспыхнет! - уверяет бабка.
Достала бабка свечу с полки, толстую, черную, стала поджигать, а она не горит! Билась с ней бабка, билась, не горит свеча да и только!
Поводила бабка вокруг свечи руками, да как зыркнет на Стешу:
- Ты с собой слово принесла, негодница? А ну-ка, уходи отсюда да больше не возвращайся!
- Какое такое слово? - растерялась Стеша, - Ничего я с собой не принесла...
Бабка и слушать не стала. Схватила Стешу за руку и выдворила из избы.
Луша увидала, да поскорее за сараюшку спряталась.
Назавтра собрались девушки у Стеши прясть, и Луша пришла. Ничего Стеша ей про вчерашнее не сказала, и Луша ничего не спросила. Вот закончили девушки работу, стали по домам собираться, и Стеша с ними за порог.
Луша сделала вид, что домой пошла, а сама тихонечко за подружкой. Видит, снова та к бабке Федосье направилась!
Остановилась Луша у калитки под деревцем, и снова про себя молитву твердит. Стеша в этот раз долго от бабки не выходила, а как вышла, так сразу бегом домой бросилась, ни разу не обернулась.
Постояла Луша еще немного, и тоже домой пошла.
На другой день снова пришла Луша прясть, а Стеша с ней даже не поздоровалась. За весь вечер словом не перекинулись, будто и не сидела Луша рядом со своим веретенцем. Только как стали девушки расходиться, так в сенцах толкнула Стешка подружку:
- Ты за мной больше не доглядывай! Ишь, выискалась! А будешь бегать за мной, так поколочу я тебя, Лушка!
- Стешенька, - взмолилась Луша, - не ходи ты больше к этой бабке! Не будет от нее тебе добра! Люди ее дом недаром стороной обходят.
- Вот навязалась мне! - осердилась Стеша. - Сама пужливая, и мне мешать вздумала? А вот я, знаешь, что? Я вот возьму, да твоего Никитку приворожу!
- Что ты! - ахнула Луша, - Да ведь он тебе не люб!
- Люб, не люб, а вот как засватает меня, да как начнет мне платки да серьги дарить, так узнаешь!
Луша аж за сердце схватилась:
- Опомнись, Стеша! А Фома, Фома-то как же?
- Глупая ты! - смеется Стешка, - Зачем я только с тобой зналась! Уходи от меня, не подружка ты мне больше! Лукерья - непетые волоса!
С того дня Никиту, и впрямь, как подменили. Где бы ни собирались девки да ребята, все он вокруг Стеши вьется, на Лушу даже не смотрит. Стешка веселая стала, смеется-заливается, а над Фомой шутки шутит, да не так просто, а злые да обидные. Фома такое дело заприметил, помрачнел, осунулся. Перестал он на посиделки ходить, перестал с приятелями водиться, а по осени посватался к девке из другой деревни.
И Никита к Стешке тогда же посватался.
Стали они к свадьбе готовиться, на всю деревню гулянье чтоб. Одна Луша в стороне. А Стешка над ней еще и потешается, с подружками шепчется:
- В девках ей оставаться, вот она и закисла, как сныть в кадушке!
А то увидит Лушу и частушку заведет:
- У меня подруженька
Девка-вековушенька!
Ей парнишка обещал,
А сватов ко мне заслал!
Луша только слушает молча. Да и что тут ответить, когда так все и есть?..
Вот отгуляли свадьбы на деревне, снова все чередом пошло. Никто к Луше не посватался ни на другой год, ни на третий. Так ее и звали теперь деревенские: Лушка-вековушка. Сначала-то ей горько было, а потом и привыкла душа, затаилась.
А Стешка с Никитой худо зажили. В первый-то год еще ничего. Стеша то в новом плате красовалась, то в сапожках, то колечки-сережки дареные показывала бабам, павой ходила. Потом дитя у них народилось да почти сразу и померло. Никита стал в кабак заглядывать, от работы отлынивать, дома на Стешку покрикивать. Та уж и так с ним, и этак, а все плохо.
Побежала Стеша опять к бабке Федосье, та только посмеялась над ней:
- Ты что же думала, куриный твой разум? Думала, взаправду все будет? Вот дура-баба! Приворотная любовь - что солома: вспыхнула да сгорела.
- Да ведь ты же обещала! - кричит Стеша со слезами.
- Обещала, что посватает, так и посватал. А больше никакого уговору не было.
- Эх, бабка! Вот расскажу я про тебя людям!
- Напужала! - смеется бабка. - Чего скажешь-то? Что приворотом чужого жениха сманила? Да я тебя и в глаза не видала! Ступай себе! Будет надобность какая - придешь, а так чего попусту болтать?
Много ли, мало ли прошло, кто знает. Подошло время престольного праздника, со всей округи народ в деревню съехался.
Луша в церковь сходила, постояла, душой отогрелась. Пели в тот раз так чисто, будто само небо из-под купола лилось! Заслушалась она пения дивного, ровно сама мыслями под облака унеслась.
Вышла Луша из церкви, глядит, за забором, за самыми кустами, будто прячется кто-то. Присмотрелась: Стеша! Видать, в церковь-то зайти боязно в такой день...
Хотела Луша мимо пройти, а Стеша увидала, кинулась к ней, вцепилась в волосы:
- Это все ты, проклятая! - кричит, - Ты накликала, что добра мне не будет! Ведьма окаянная, змеища!
Насилу Луша вырвалась. Бежит домой, а про себя просит: Господи, устрой все, как надо, ведь живая душа мается!
Так ей горько за Стешку, за Никиту, а за себя - всего горчее.
Прибежала домой, дух перевела - глядь, воды-то и нету! Взяла ведра и к колодцу. Набрала воды, только хотела назад идти, как слышит:
- Бог в помощь, соседка!
Обернулась Луша - стоит позади Прокоп, мужик из другой деревни. Уж не молодой он был, вдовый, двое ребят малых у него остались. Тоже, видать, на праздник приехал.
- И тебе дай Бог, Прокоп Иваныч. - ответила Луша.
- Ты что же, соседка, в праздник труды-то затеяла? - не отстает Прокоп.
- Труды - не труды, а у меня помощников нету. Что наработаю, с тем и буду.
- Ну, раз помощников нету, так я в самый раз тут и оказался! - говорит Прокоп. Подхватил он лушины ведра и понес!
- Ты, Прокоп Иваныч, дома не наработался, что ли? - поспевает за ним Луша. - Вот охота тебе! Чай, на праздник приехал!
- А я не на праздник.
- Как так?
- А вот так! Я, соседка, к тебе по делу. Жениться я надумал, Лукерья.
- Так и с Богом, Прокоп Иваныч! Да только я-то не сваха.
- На что мне сваха? Я и без нее как-нибудь... Пойдешь за меня, Лукерья?
Остановилась Луша, и Прокоп остановился. Смотрит на него Луша и не знает: не то сердиться, не то смеяться.
- Молодух у вас в деревне не хвататет, что ли? Али ты насмешничать явился? Ступал бы ты на гулянках шутковать, Прокоп Иваныч!
- Да что я тебе... скоморох, что ли? - зашумел Прокоп. - Дура-баба! И так я с духом три дня собирался, а она же еще на смех подымает!
Переехала Луша в мужнину деревню. Ребят Прокоповых приняла, как родных, а со временем и своих двое народилось. Хорошо они зажили. Прокоп мужик спокойный был, рассудительный, но не хмурый. С ребятами - так и вовсе затейник! То игрушку вырежет, то каталку смастерит, то лошадку-качалку - и все у него с выдумкой.
Живут они так, ребятишки подрастают, жизнь своим чередом идет.
Раз как-то ночью слышит Луша - будто стучится кто-то в дверь. Сначала подумала - со сна показалось, да и стукоток такой тихий-тихий. Разбудила она Прокопа:
- Никак стучит кто-то.
Прокоп встал, пошел отпирать. Возвратился и говорит:
- Ну, вставай, Луша. Это к тебе гости!
- Ко мне? Да кто же ночью-то?
Выскочила Луша в сенцы да и ахнула:
- Стеша!
Стоит перед ней подруженька - в гроб краше кладут! Юбка в грязи, платок сбился, сама худая да черная.
Луша еще и слова сказать не успела, а Стеша повалилась ей в ноги и заплакала. Воет, убивается, слова вымолвить не может.
- Что ты, что ты, Стеша? Господь с тобою! - уговаривает Луша, - Захворала ты? Беда какая?
- Лушенька! - вопит Стеша, - Не гони! Беда у нас, как есть, беда! Сил моих больше нет! Пропал Никита!
- Как так - пропал?
- Третьего дня ушел и до сих пор не сказался!
Кое-как ее Луша усадила, отогрела, накормила, стала расспрашивать. Рассказала Стеша, что Никита совсем с пути сбился. Все, что было нажито, все в кабак снес, вот-вот по миру идти придется. Домой ворочается под утро, с женой ни словечка. Из дома идет за полночь - только дверью хлопнет. Ни жена, ни вдовица!
В глаза-то все ее соседки жалеют, а за глаза посмеиваются.
- А тут три дня, почитай, носа не кажет. Ну, как уж и в живых-то его нету? Ох, Луша! Как быть-то?
- Ночь на дворе. Ложись-ка у нас на лавке, молись, а утром и поглядим.
- Ты вот, Луша, не попрекаешь, а думаешь, я сама-то не знаю, что моя вина кругом? Все знаю. Наказал меня Господь, ох, и наказал, Луша!
- Ты, Стеша, все не о том говоришь. Не наказывал тебя Бог, а вот помочь тебе только Он один и сможет!
- А ты простишь ли когда?
- Да я уж давно простила, не о чем и толковать! Давай-ка спать, подружка!
- Страшно мне, Луша. Так страшно, что среди ночи, вон, к тебе прибежала.
- Страшно, а ты все-равно молись, Стеша. Бог даст, образуется.
На другой день запряг Прокоп лошадку, сели Луша со Стешей на телегу, поехали в свою деревню. Дорогой о чем только не переговорили!.. Так, словно и не было этих горьких лет меж ними!
Вот подъехали к Стешиной избе. Стеша только дверь толкнуть хотела, прислушалась да и говорит:
- Никак, есть кто-то в избе? Должно, воротился!
- Вот видишь, живой, значит! - говорит Луша. - Ты ступай, а я тут постою. Ежели что, кликнешь.
Вошла Стеша, а Луша, как и тогда, у бабы Федосьи, за дверью осталась, и про себя молитву творит. Долго Стеша не выходила, Луша, было, затревожилась даже: все ли там ладно? Но ничего, вышла подружка: глаза заплаканые, а лицо посветлевшее.
- В город мы поедем, Луша. Никита то время, что дома не был, съездил да разузнал. Берут его на работу, и я, говорит, тоже устроиться смогу. А там - как Бог даст. Глядишь, и воротимся. Не поминай худым словом, подруженька!
Вернулась Луша домой, радостно у нее на душе было и покойно.
Жили они с Покопом в мире и согласии, детей вырастили, внуков-правнуков понянчили.
А Стеша с Никитой так в городе и остались. Люди поговаривали, Никита артельничал, в мастера вышел, кабаки эти самые десятой дорогой обходил. И Стеша в хорошую семью поступила, кухаркой. В городском платье форсила, чисто барышня! И деток им Господь послал, а как же, и внучков потом! Господу ведь только и надо, чтоб человек всей душой к нему обернулся, а остальное устроится!