Сиано черный и Сиано белый

Альфонсина Машемьетт - женщина безобразная, злобная и скупая - безумно любила своего черного кота Сиано. Она лишала себя всех радостей бытия, питалась черствым хлебом и одевалась в обноски, но не оставляла своего приятеля без свежего молока и хорошо прожаренных телячьих мозгов, разрезанных на кусочки. Ежедневно у нее уходило несколько су на себя и вдвое больше - на кота.

Сиано был кот величественный и спокойный. Не испытывая никогда голода, он был плохим охотником; не оставаясь без уютного местечка около камина зимой и на солнцепеке летом, он не стал бродягой и почти никогда не покидал Альфонсину. Да и почему ему было не любить эту женщину? Кошачьи глаза Сиано не умели распознавать людской красоты, а его кошачьи уши не понимали того, что рассказывали в деревне о его злой и скупой хозяйке.

Однажды зимним вечером душевный покой Сиано был нарушен: кто-то постучал в дверь, и, когда Альфонсина открыла, в комнату проник ледяной ветер и прибил языки пламени в глубь очага. Сиано с беспокойством увидел на пороге маленького белокурого ребенка. Он не любил детей: правда, самому Сиано не приходилось страдать от их проказ, но он видел проносившихся перед домом других котов, волочивших на хвостах самые разнообразные предметы, и он прекрасно знал, кто виновник этих злых шуток. К тому же Сиано ненавидел шум: Альфонсина говорила мало, никогда не смеялась и носила войлочные туфли. Слова “здравствуйте, сударыня!”, произнесенные звонким голоском ребенка, и стук его деревянных башмаков по плиточному полу - все показалось Сиано неприятным, и он посмотрел на свою хозяйку, как бы умоляя ее положить конец этому мучению.

- Чего ты хочешь? - сухо спросила Альфонсина ребенка.

- Сударыня, - очень вежливо сказал малыш, - я один на всем белом свете; мой отец умер, матушка ненадолго пережила его. Я живу только благодаря милосердию добрых людей: бывают дни, когда у меня есть теплое молоко и булка, иногда же - только черствый хлеб и холодная вода. Сегодня у меня не было во рту ни крошки. Не дадите ли вы мне чего-нибудь поесть?

- Ты думаешь, у меня столько денег, что я могу кормить всяких беспутных воришек вроде тебя? - насмешливо ответила старая дева. - На земле слишком много детей, и добрые люди не в состоянии всех их прокормить!

Глаза ребенка наполнились слезами.

- Может быть, вы позволите мне только попить немножко молока, которое вы налили в миску своему коту? - сказал он и робко протянул руку к миске.

Сиано почувствовал грозящую ему опасность: еще никто никогда не прикасался к его молоку и телячьим мозгам. Он понял, что необходимо предотвратить это кощунство, и, когда детская ручонка приблизилась к нему, царапнул ее когтем.

- Давай, Сиано, царапай его, кусай, вырви ему глаз! - завопила Альфонсина, глаза которой злобно заблестели.

Кот уже приготовился к новому нападению, но тут произошло нечто необычайное: ребенок исчез, оставив в комнате лишь странный мерцающий свет, а чей-то низкий, сильный голос произнес:

- Ту, в которой не оказалось чувства сострадания, постигнет тревога и смерть; тот, кто не сумел поделиться с ближним, познает голод и холод!

И дверь сама захлопнулась...

В комнате ничто не изменилось, языки пламени по-прежнему играли в камине, молоко и телячьи мозги были так же привлекательны... Альфонсина Машемьетт пожала своими худыми плечами, спокойно приготовила суп, съела его и затем уснула, не думая о детях, чародеях и злом роке.

На следующий день Альфонсина поднялась так же спокойно, как улеглась накануне, и открыла ставни. Погода стояла великолепная; солнце играло на снегу, и его несколько бледный лик казался веселым.

- Сиано, - позвала старая дева, - пойди подыши немного свежим воздухом!

Ее приглашение осталось без ответа. Правда, кот имел обыкновение долго спать по утрам, и поэтому Альфонсина, не тревожась, отправилась в деревню купить ему молока.

Вернувшись, она увидела на пороге красивого белого кота. Первым движением Альфонсины было прогнать его, но кот, мурлыкая, спокойно обошел вокруг нее и прошел в кухню. Она подумала, что Сиано не допустит вторжения чужого кота в свои владения. Но схватки не произошло, так как белый кот оказался в доме один. Встревоженная Альфонсина принялась звать Сиано, обещая ему попеременно то порку, то награду, если он изволит появиться. Она напрасно искала его все утро, между тем как белый кот, мяукая, ходил следом за ней.

“Взгляд у него точь-в-точь как у Сиано, - подумала Альфонсина, - если бы один кот не был таким белым, а другой - таким черным, можно было бы подумать, что они близнецы”.

Прошел день. Измученная Альфонсина решила дать белому коту немного мозгов и молока. Вечером она вооружилась фонарем и начала искать в снегу своего черного кота. Она шла по деревне, стучалась в каждую дверь и униженно спрашивала, не видал ли кто-нибудь ее кота. В ответ ей лишь смеялись в лицо и говорили о превосходных фрикассе, которые может приготовить искусный повар из достаточно упитанного кота! Несчастная Альфонсина возвращалась домой, проливая горькие слезы, которые постепенно замерзали на ее лице. Войдя к себе, она снова увидела белого кота, который, казалось, ожидал ее возвращения.

- Раз ты верен мне, оставайся со мной, - сказала старая дева, обращаясь к нему, - ты заменишь мне бедного Сиано, и я стану звать тебя его именем.

Вечером, когда Альфонсина легла в постель, она немного утешилась, глядя на силуэт кота, слегка освещенного последними язычками пламени в очаге.

Проснувшись, Альфонсина Машемьетт обнаружила своего черного кота, который спал, мирно раскинув лапы над ее ухом. Она не стала гадать, каким образом Сиано сумел проникнуть в комнату при запертых дверях и окнах. Он находился дома, и Альфонсина от души радовалась его возвращению.

Лишь немного погодя старая дева заметила исчезновение белого кота. Она позвала его, как и накануне, вышла на улицу, но кота нигде не было. “Какая жалость, что не удалось их соединить, - подумала она. - Они составили бы превосходную пару. Я отказала бы в чем-нибудь себе, но покупала бы им вдвое больше мозгов!”

Увы, обычных запасов провизии оказалось на сей раз достаточно, потому что черный кот остался один. Вечером Альфонсина легла спать немного опечаленная.

На третий день ее охватила радость при виде белого кота, сидевшего возле очага, но она не обнаружила черного Сиано.

Альфонсина принялась за его поиски в доме, в саду, в поле. И каждый раз, когда она звала Сиано, следовавший за нею белый кот отзывался неизменным “мяу-мяу”!

В эту ночь Альфонсина спала плохо. Ей снилось, что она бродит совершенно голая при лунном свете в поисках двадцати заблудившихся котов; ей никак не удается собрать их больше девятнадцати; едва только она отыскивает одного, как другой скрывается за какой-то скалой... Альфонсина проснулась, обливаясь потом. Черный Сиано благодушно взирал на нее.

Это оказалось началом жестоких страданий. Можно было подумать, что два кота, черный и белый, играли в прятки: каждый из них появлялся через день. Альфонсина не отказалась от поисков. В ее и без того слабоватом рассудке закрепилась навязчивая идея соединить обоих котов, и она целыми днями бродила по полю, крича поочередно: “Черный Сиано!” или “Белый Сиано!”

Жители деревни, которых она ежедневно изводила вопросами, стали считать ее сумасшедшей, и некоторые из них при виде ее запирали двери. Тем временем оба Сиано похудели, покрылись грязью. Казалось, они испытывали какую-то тревогу, когда смотрели на свой мех или облизывали его. Они больше не получали каждый день свежего молока. Несмотря на суровую зиму, очаг оставался иногда нетопленым, и в доме было холодно.

Однажды вечером после особенно морозного дня Альфонсина решила не ложиться спать и понаблюдать за черным Сиано, который дремал около огонька. Она выпила крепкого кофе и села со спицами в руках за работу. В течение часа она не спускала глаз с кота, затем у нее началось странное головокружение, она почувствовала озноб и подбросила в очаг полено.

Альфонсина хотела бодрствовать, чего бы ей это ни стоило, и узнать секрет исчезновения своих котов, но у нее застучало в висках, пересохло в горле, закоченели ноги. Она попробовала встать, чтобы выпить стакан воды, и не смогла: силы изменили ей, и она упала на плиты пола.

Она пришла в себя на рассвете. Белый Сиано спал на том самом месте, где накануне лежал черный Сиано.

Альфонсина Машемьетт нашла в себе силы перебраться на постель, но встать уже не смогла. После полудня у нее начался бред: перед ее глазами белые и черные коты отплясывали какую-то адскую сарабанду, а в ушах у нее раздавался перезвон колоколов.

Какой-то прохожий услышал ее вопли и вошел в дом, но, увидав на кровати взлохмаченную женщину, ее искаженную тень, падающую на альков, и взъерошенного, рычащего белого кота посреди комнаты, решил, что домом завладел сам сатана, и убежал со всех ног.

В середине ночи Альфонсина пришла в сознание. Она увидела на фоне окна очертания черного - чернее ночи - кота, услышала мяуканье, которое показалось ей последней мольбой умирающих, и тихо испустила дух.

В течение нескольких дней после похорон Альфонсины деревенские жители попеременно видели двух котов - одного черного, другого белого, - которые бродили вокруг дома покойной, не появляясь никогда вместе.

Прошла зима. Никто больше не вспоминал о двух котах, считая, что они погибли где-нибудь в чаще от холода и голода. Как-то апрельской ночью, когда на ясном небе светила круглая луна, одна девушка, плача, прибежала домой. Девушка рассказала родителям, что, возвращаясь из соседней деревни, куда она ходила танцевать, она заметила на краю дороги у самого леса изголодавшегося белого кота. Она подошла, чтобы приласкать бедное животное, но в тот момент, когда ее пальцы почти коснулись его шерсти, вдалеке пробило двенадцать полуночных ударов и девушка с ужасом увидела, как кот содрогнулся и стал чернее ваксы. После этого он зловеще мяукнул и убежал в лес.

Обеспокоенные родители поглядели друг на друга и решили, что их дочери замутил голову какой-нибудь волокита. Поэтому они запретили ей впредь посещать танцевальные вечера.