Афоня

Афоня был маленький человек, ему было от роду шесть лет. Но сам Афоня думал, что он живет давно, что он жил всегда и без него ничего не было - ни бабушки Марфы, ни ихнего дома, ни солнца, ни травы, ни воробьев и мошек, и ветер без него не дул. Все они тоже давно живут - и тетка, и дом, и старый плетень. Но Афоня знал, что они без него не жили. Им было скучно без него, потому что Афоня был на свете самый главный, и они живут оттого, что он есть и находится с ними.

Проснувшись поутру, Афоня оглядел комнату - все ли предметы в ней живут на своих местах и ожидают его? Потом огляделся вокруг - все ли цело, как было? Все было на месте, ничто не ушло от него. Тощая сухая скамья дремала на полу, и на ней сидел дед; он, видно, пришел с ближнего поля и ел тюрю с маслом. Низкий стол, сделанный дедом когда-то в старинные годы, стоял на толстых ножках и ухмылялся добрым деревянным лицом, которое было ящиком, где лежали ложки; солнце за окном светило на небе, а в окно снаружи бился и пищал комарик, прося, чтобы его пустили в избу к Афоне. «Обождешь пока, я к тебе скоро сам во двор выйду», - сказал [Афоня]*.

- Вставай, Афоня! - будил поутру дедушка Иван Емельянович своего внука. - Гляди-ко, солнце-то уж куда взошло и трава от росы давно обсохла. Вставай скорее, а то будешь долго спать, гляди, во сне-то так и состаришься!..

Афоня, однако, не проснулся. От голоса дедушки он только потянулся и еще крепче заснул, чтобы не слышать его. Он видел во сне голубую траву, говорящую слова, и синюю реку, поющую тихую песнь, как мать ему пела, когда она жила на свете.

- Афоня, Афонька! - звал дед Иван. - Вставай, сиротка моя, а то мне скучно одному!

Но Афоня опять не проснулся. Он спал на соломе в погребе, куда дед Иван собрал на сохранность свои последние пожитки. А вся деревня, где они жили, погорела от немцев, от нее остались одни уголья, и поверх углей выросла трава. Афоне было сейчас пять лет от роду, и уже шестой пошел. Однако он не помнил, когда родился. Он думал, что живет давно, вечное время и был всегда на свете.

А дед все смотрел на спящего внука, на его милое белое лицо, выражавшее кроткую душевную жизнь, и в его чуть приоткрытые голубые глаза, озаренные, как дневное небо. Дед Иван более всего жалел, что внук не смотрит сейчас на него и не видит света, что сияет на земле.

- Афоня! - тихо сказал дед. - Пойдем мать проведаем и покличем ее!

Афоня открыл глаза и ответил:

- Пойдем, дедушка!

- Аль проснулся? - обрадовался дед. - Ну давай мы сперва картох пожуем.

- Не надо жевать, - недовольно произнес Афоня. - Пойдем к маме. Мама ничего не жует, а ты всегда есть хочешь.

- Ну не надо, я не буду, - постыдился дед Иван. - Ты-то не привык сызмальства есть, тебе немец не давал, а я сызмальства кушать привык...

Дед Иван и внук Афоня пошли к матери Афони, что была дочерью деда. Мать Афони лежала в земле на опушке леса. Там лежали в одной могиле и все другие жители деревни, сорок четыре души. Весь народ деревни Подклетное, живший в семи дворах, был уведен немцами из деревни в лес и там побит насмерть. Деда Ивана немцы не стали убивать, потому что ему все равно мало осталось жить, он уже был очень стар. Зато немцы велели деду выкопать большую могилу на опушке леса и сложить туда всех мертвых. А маленькому Афоне немцы тоже велели жить и не тронули его. Они поставили его в лесу рядом с дедом Иваном отдельно от всего народа и от матери Афони. И Афоня видел, как на него одного смотрела его мать. А когда уже все упали убитыми, то мать Афони еще стояла немного, чтобы дольше видеть своего сына, так она любила его и хотела быть с ним. Потом у нее глаза стали белые, как слепые, и она тоже упала на землю и умерла.

Немцы сказали тогда деду Ивану, что теперь все партизаны, которые вышли из Подклетного, сразу осиротели без отцов и матерей, а у кого были дети - те стали бездетными. А ты, сказали немцы деду, и сам скоро умрешь - от старости и от тоски. А этот, показали они на Афоню, пусть один живет, пусть он весь век нас помнит и другим рассказывает о нас предание, чтоб нас боялись еще тысячу лет.

- А ты их, Афоня, не бойся, - сказал тогда дед. - Ты их забудь!

Афоня грустно посмотрел на деда.

- От них мама умерла. Они ее огнем убили. Я их упомню.

- И то, Афоня, ты упомни их, - согласился дед. - Стар уж я стал и на сердце глупый.

- А ты опомнись, дедушка, - сказал тогда Афоня.

Они прошли на опушку леса. Березы росли возле крестьянской могилы, и ветер шевелил листья деревьев, как будто через лес тихо шли высокие невидимые люди и касались ветвей.

- Мама! - сказал Афоня в землю. - Иди домой, давай опять будем жить. Дедушка избу новую будет рубить из леса...